Ермак Тимофеевич - Николай Гейнце

— Тебе повидаться? Зачем? — удивлённо поглядела на неё Строганова.

— Да ведь слепые мы ходим… Что же дальше-то делать?

— Как что дальше делать?

— Да так, здоровой ли тебе, Ксения Яковлевна, прикинуться или же опять, чтобы тебе занедужилось. Как он о том в мыслях держит, ничего мы не ведаем.

— Вот оно что… — задумчиво сказала Ксения Яковлевна. — И ты хочешь…

— Шастнуть к нему, всё разузнать доподлинно…

— А как тебя увидят?..

— Не бойся, не увидят… А увидят — поклёп-то падёт на мою, а не на твою голову.

— Всё-таки не ладно это…

— А что же поделаешь? Так ещё неладнее выходит… В слепоте-то ходить…

— Что же, постарайся… — согласилась Строганова.

— Я сейчас же это дело обделаю… Ты войди в рукодельную, поработай с полчасика, да и уведи Антиповну, а я мигом сбегаю, благо он теперь у себя в избе и один… Ивана Ивановича нет, в поход ушёл.

— Хорошо.

Обе девушки вошли в рукодельную. Ксения Яковлевна, как и было условлено, проработала не более получаса и обратилась к Антиповне:

— Пойдём, нянюшка, расскажи мне какую ни на есть сказку, скучно очень…

Лицо Антиповны расплылось от удовольствия. Она очень любила, когда к ней обращалась с просьбами её питомица.

— Изволь, касаточка, расскажу. Я надысь вспомнила ту сказку, что рассказывала тебе, когда ты ещё была махонькая, за новую для тебя сойдёт…

— Ну вот и хорошо, сегодня и расскажешь…

И девушка вышла из рукодельной. Антиповна поспешила за ней.

Домаша только этого и ждала, но, однако, не тронулась с места, пока из соседней горницы не донёсся старческий голос Антиповны, медленно и протяжно начинавшей рассказывать новую сказку. Тогда Домаша быстро встала из-за пяльцев и направилась в девичью, накинула на себя большой платок и выскользнула сперва во двор, а затем и за ворота усадьбы. Никто не заметил её.

Она пустилась бежать по полю и, запыхавшись, остановилась у избы Ермака Тимофеевича. Переведя дух, она тихо отворила дверь.

Ермак ходил по избе в глубокой задумчивости. Шорох заставил его остановиться. Оглядевшись, он радостно воскликнул:

— Домна Семёновна!..

Девушка вошла.

— Она самая.

— Что с Ксенией Яковлевной?

— Да ничего, работала в рукодельной, а теперь ей нянька сказки сказывает.

— Здорова, значит? — упавшим голосом сказал Ермак.

— И здорова, может быть, и занедужится ей может, это как ты скажешь, Ермак Тимофеевич… Затем я пришла, поспросить… Да что же ты, добрый молодец, меня на ногах держишь? Я и так пристала, сюда бежавши. Сядь-ка. И я присяду…

— Садись, садись… — спохватился Ермак Тимофеевич.

— Так как же нам с Ксенией Яковлевной быть-то, добрый молодец? — спросила Домаша.

— Да пусть ей ещё понедужится с недельку-другую, то-де лучше, то хуже, — отвечал Ермак.

— Ин будь по-твоему, недужится так недужится. И это можно, я так ей и передам…

— Передай, девушка, возьми в труд… Я по крайности хоть каждый день увижу её, а может, улучу минутку и словом перемолвиться. Да и Семён Аникич увидит, что хворь-то долгая, больше будет благодарен, коли вылечу. Говорил он мне, что на сердце она жалится, а мне сказать ей совестно, пусть так всё на сердце и жалится…

— А ты лечить ей сердце-то и примешься?.. — с усмешкой спросила Домаша.

— Постараюсь…

— Уж ты вылечишь, таковский!..

— А у меня к тебе просьбица… — начал Ермак Тимофеевич, сняв с мизинца кольцо, оставленное им себе при разделе добычи.

— Что это? Колечко? — спросила Домаша.

— Да. Прими в труд, передай Ксении Яковлевне, от Ермака-де, ратная добыча, шлёт от любящего сердца.

Девушка нерешительно взяла кольцо.

— Изволь, добрый молодец, только носить-то его нельзя будет… Увидит Антиповна, она у нас глазастая, Семён Аникич, да и братцы, пойдут спросы да расспросы, беда выйти может…

— Пусть спрячет куда ни на есть, может, на минуту и наденет на пальчик свой.

— К чему тогда и кольцо от милого друга, коли не носить его…

— Так-то оно так, да что же делать-то…

— А ты послушай, добрый молодец, девичьего разума…

— Изволь, послушаю…

— На сердце Ксения Яковлевна будет жалиться, так ты скажи Семёну Аникичу, что есть у тебя кольцо наговорённое, от сердца-то помогает, дозвольте-де носить Ксении Яковлевне… Он в тебя верит, поверит и тому… Тогда она его и будет носить въявь, на народе, и тебе и ей много приятнее…

— И то, девушка… Какая же ты умница! — воскликнул восхищенный предложением Домаши Ермак Тимофеевич.

— Какая уродилась, такой и бери… Так ты спрячь кольцо-то, сам не носи, не ровен час, приметят, что твоё кольцо. Может, и приметили… Ишь, вырядился, — насмешливо сказала Домаша.

— Вряд ли приметили…

— Да так и сделай, как я говорила.

— Так в точку сделаю, а ты всё же Ксению Яковлевну-то упряди…

— Без тебя знаю это…

— Уж не ведаю, как и благодарить тебя.

— А вот будешь мужем нашей хозяюшки, так не оставь нас с Яковом своею хозяйской милостью, — улыбнулась Домаша.

— Не может статься этого! — печально сказал Ермак. — Но и так Яков мне всегда первым другом будет, да и тебе, девушка, по гроб не забуду твоей услуги…

Он произнёс всё это таким печальным тоном, что Домаше стало его жаль.

— А ты не кручинься раньше времени, добрый молодец. Всё, быть может, наладится. Ведь не думал же ты, не гадал в светлицу-то попасть к хозяюшке, а Бог привёл, и вхож стал… Так и дальше, не ведаешь иной раз, как всё устроится…

— Спасибо на добром слове, девушка, — сказал Ермак.

Домаша встала.

— Ан мне пора, прощенья просим… Завтра увидимся.

Домаша вышла из избы. Ермак последовал за нею и долго стоял у крыльца, смотря вслед убегавшей девушке.

Слова Домаши сбылись как по писаному.

К посещениям Ермака Тимофеевича светлицы Ксении Яковлевны действительно привыкли. Семён Иоаникиевич перестал сопровождать его, а Антиповна иной раз и отлучалась в рукодельную, посылая к молодой Строгановой Домашу, успевшую уверить её, что она терпеть не может Ермака.

При Домаше молодые люди были всё равно что вдвоём, успевали вдосталь наговориться и даже изредка обменяться поцелуем.

На руке Ксении Яковлевны блестело кольцо Ермака, как «наговорённое» от сердца. Молодая Строганова быстро поправлялась от «болезни», хотя не переставала порой жаловаться на слабость и головную боль. Знахарь ещё был нужен. И он теперь посещал свою больную ежедневно.