Парень, который будет жить вечно - Фредерик Пол

— Как за что? За то, что способствуешь его карьере. — Она как будто удивилась. — Когда вы познакомились, перспективы у него были неважные. Так что было бы справедливо, если бы он выразил свою благодарность.

— Не зарывайся, — сказала я, надевая украшенные жемчугами эластичные чулки. Иногда мне кажется, что Гипатия затрагивает чересчур личные вопросы, а на этот раз она была несправедлива. Мне совсем не нужно оказывать мужчинам услуги, чтобы привлечь их. Боже, проблема в том, как их отогнать! Просто, расставаясь с ними, я предпочитаю, чтобы их положение несколько улучшилось; а что касается Билла, то действительно время от времени помощь ему требовалась.

Но я не хотела обсуждать это с Гипатией.

— Меняй тему или заткнись, — сказала я ей.

— Конечно, милая. Давай. Как тебе понравились крабберы?

Я честно ответила:

— Не очень. У них ужасные застольные манеры.

Гипатия захихикала.

— Что, не для слабонервных? Неужели ты считаешь, что они намного хуже твоих отдаленных предков? Мне кажется, австралопитеки робустус тоже не очень заботились о том, чтобы их добыче нравился их обед.

Начинался знакомый спор.

— Это было очень давно, Гипатия.

— То же самое относится и к тем крабберам, которых ты увидела, милая. Животные — это животные. Но если ты действительно хочешь покончить с отвратительным обычаем убей-и-съешь…

— Пока нет, — ответила я в который уж раз. Может, и никогда не захочу.

Гипатия хотела «расширить» меня. То есть отобрать плоть со всеми ее болями и горестями и превратить меня в чистый, сохраненный машинами разум. Я знала, что так поступали многие. Как сама Гипатия, хотя в ее случае это была лишь приблизительная реконструкция того, что некогда было живой плотью.

Конечно, мысль пугающая, но не лишенная привлекательности. Я не слишком много удовольствия получала от жизни, но определенно не хотела умирать. А если сделать то, что предлагает Гипатия, умереть мне никогда не придется.

Но пока я еще не готова к такому шагу. Есть пара вещей, доступных человеку во плоти и недоступных виртуальной личности — и я не готова отказаться от плоти, пока не прошла через все то, для чего предназначена женская плоть. Но для этого необходим мужчина… а я вовсе не уверена, что Билл Тарч именно тот, кто мне нужен.

Когда я явилась на обед в «Фениксе», все заговорщицки переглядывались и, казалось, чего-то ждали.

— Установлено примерно двадцать процентов амальгамы, — возбужденно сообщила мне Терпл. — Хотите взглянуть? — И, не дожидаясь ответа, приказала: — Ганс. Покажи планету.

Свет приглушили, и перед нами показался плывущий бело-голубой шар размером с мою голову. Он находился словно в десяти метрах от нас. Половина его была темной, половина освещена солнцем, причем солнца не было видно и располагалось оно справа от меня. Из-за планеты как раз показывался полумесяц спутника. Спутник выглядел меньше Луны, и если на нем и были кратеры и моря, то я их не видела. На самой планете, на ее освещенной стороне, можно было различить океан и континент приблизительно квадратной формы. Терпл совсем погасила свет в помещении, и тут я увидела, что на темной стороне, должно быть, есть еще суша, потому что по всей ночной области вспыхнули огоньки — искусственные огни, огни городов.

— Видите, Клара? — воскликнула Терпл. — Города! Цивилизация!

IV

Их корабельный мозг оказался действительно хорошим поваром. Обед состоял из фритто мисто, приличного ризотто и на десерт — мороженого с инжиром. А может, мне просто так показалось, потому что напряжение спало и все расслабились: в конце концов выяснилось, что нам есть на что посмотреть.

Однако вина за обедом не подавали.

— До окончания работ у нас сухой закон, — наполовину виновато, наполовину вызывающе объяснила Терпл. — Но, думаю, Ганс сможет что-нибудь для вас…

Я покачала головой, гадая, сказала ли Гипатия Гансу, что я люблю за обедом немного выпить. Вероятно, сказала. Корабельные разумы склонны посплетничать, и очевидно, что экипаж многое знает обо мне. Беседа проходила живо и касалась самых разных тем, но ни разу никто не заговорил о черных дырах.

В целом обед получился приятным. Впечатление лишь время от времени портили извинения того или иного из членов экипажа. Они то и дело выходили, чтобы еще раз проверить, как дела у роботов-пауков — те продолжали укладывать амальгаму на пятисоткилометровую совершенную параболу зеркала. Членам экипажа из плоти и крови можно было и не беспокоиться. Ганс никогда не теряет бдительности — следит за укладкой, как и за всем прочим, но, очевидно, Терпл установила на корабле строгую дисциплину. Часто шутки, проскальзывавшие в разговоре, были понятны только членам экипажа, но и это не стало проблемой — Гипатия тут же объясняла их мне на ухо. Когда кто-то упомянул тоску по дому и Олег Кекускян шутливо — сознательно шутливо — сказал, что кое-кто здесь совсем не скучает по дому, он целил в Хамфри Мейсона-Мэнли.

— Он спит с Терпл, Клара, а Кекускян ревнует.

Джулия — на самом деле Хулия — Ибаррури, полная пожилая перуанка индейского происхождения, бывшая школьная учительница, рассказывала Звездному Разуму, как ей хочется перед смертью посетить Ядро, и пришла в негодование, узнав, что я никогда не была в Мачу-Пикчу.

— Вы летали по всей галактике? И не видели одно из величайших чудес вашей родной планеты?

За обедом подавленным казался только Марк Рорбек. Между инжиром и кофе он вышел и отсутствовал почти полчаса.

— Звонит домой, — сказал всезнающий Мейсон-Мэнли.

Гипатия, лучший шпион и слухач во всей галактике, пояснила:

— Пытается отговорить жену от развода. Она не поддается.

Когда кофе был уже почти выпит, Терпл что-то прошептала, ни к кому не обращаясь. Очевидно, Ганс ее услышал, и в то же мгновение дальний конец помещения потемнел. Появилась планета, заметно более крупная, чем в прошлый раз. Терпл снова что-то прошептала, и изображение еще увеличилось, заполнив комнату; у меня появилось головокружительное ощущение, будто я падаю на планету.

— Теперь разрешение от двух до трех километров, — гордо провозгласила Терпл.

Впрочем, ничего, кроме гор, береговой линии и облаков, мы не увидели; планета по-прежнему была наполовину темной, наполовину освещенной солнцем. (Да и как иначе? Планета под нами вращается, но за те несколько дней, что мы сможем ее наблюдать, ее положение относительно солнца не изменится.) Присмотревшись, я заметила нечто странное на поверхности планеты в самом низу изображения. И показала:

— Это ведь океан, вон там, внизу, слева? Я имею в виду темную сторону. Не вижу там никаких огней.

— Нет, это тоже суша. Вероятно, слишком холодная часть, чтобы быть обитаемой. Понимаете, мы смотрим на планету не под прямым углом. Мы находимся примерно на двадцать градусов южнее экватора, поэтому видим преимущественно Южное полушарие, а на севере не дальше, скажем, Шотландии или южной Аляски, если бы это была Земля. Вы видели глобус, который приготовил для нас Ганс? Нет? Ганс, покажи.