Беги, хватай, целуй - Эми Сон

Не допускай, чтобы от тебя отделались. Сражайся за него, пока он не станет твоим. Если он переедет в другой штат, преследуй его. Не позволяй ему удаляться более чем на полмили. Измени внешность. Носи парик. Сделай подтяжку лица. Поселись по соседству с его новым домом. Подойди к нему в баре и сделай все точно так же, как ты это сделала в первый раз. Посетуй на то, что тебя очень давно не трахали. А когда он скажет, что ты напоминаешь ему одну его бывшую подружку, запрокинь голову и засмейся. Вот так: «Ха-ха-ха!».

Уважаемая Ариэль Стейнер!

Прочитав ваши последние несколько колонок, я пришел к выводу, что вы, похоже, испытываете огромную неуверенность в себе. Поразмыслив над этим еще, я понял, что вас нельзя в этом винить. Виноваты ваши родители! Не могу себе представить, какими оскорблениями они должны были вас осыпать, чтобы из вас в результате получилась такая вот жалкая потаскушка со склонностью к саморазрушению.

Фред Садовски, Вест Виллидж

P. S. Почему вас нет в телефонной книге?

Причина, по которой я так и не позвонил Ариэль Стейнер для продолжения знакомства («Чемпионат по бейсболу выбил меня с поля № 10/30), заключается в том, что она совершенно невменяема. Возможно, я и захотел бы продолжить с ней знакомство, если бы она не звонила мне столько раз подряд и не вешала трубку, услышав сигнал автоответчика, на следующий день после первого свидания. Кто захочет встречаться с одержимой девицей? Хочу уточнить: мой пенис загнут влево, а не вправо. Очевидно, умственная отсталость Стейнер выражается не только в ее эмоциональной нестабильности, но и в penile dyslexia.[72]

Аарон (Даррен) Уокер, Нижний Ист-Сайд

В этот день вышли в свет «Улажания». Мы с Сарой слушали оперного певца на открытых трибунах «Метлайф».

– Скажи мне что-нибудь утешительное, – попросила я, откладывая газету в сторону.

Она на мгновение задумалась, потом сказала:

– Твоя ошибка была вызвана объективными причинами. Все зависит от того, как рассматривать наклон хрена – с его точки зрения или со своей!

– И это слова утешения? – гневно выпалила я.

– Чего ты от меня ждешь? Ты сама выбрала эту работу. Вот теперь и мирись с последствиями. Просто помни, что говорила Дороти Паркер: «Лучше…»

– Знаю, – сказала я. – Все это я прекрасно знаю.

Когда я вернулась с обеденного перерыва, позвонил папа.

– Кто этот подонок Садовски? – прорычал он.

– Садовски? – ответила я. – А как насчет Аарона?

– Это письмо меня волнует не так сильно. Оно, вероятно, унизительно для тебя, но там не упоминается про маму и меня. Слушай, что же мне делать? Ответить ему, что мы воспитывали тебя правильно?

– Нет!

– Так правильно мы тебя воспитывали или нет?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты действительно такая неуравновешенная?

– Папа, ты когда-нибудь слыхал о сатире?

– Я понимаю, что это сатира. Только не совсем уразумел, в какой степени.

– Помнишь тот наш разговор, когда я просила тебя не рассказывать мне, что именно ты прочел?

– Да, но посчитал, что ты просто бросила мне кость. К тому же меня сильно выводит из себя Ларри Стенли.

– А это еще кто такой?

– Парень из нашего офиса. Каждую среду после обеденного перерыва он подходит к моему столу с газетой, говоря: «Эй, Лео, послушай-ка вот это!» А потом очень громко зачитывает самые пикантные места из твоей колонки, так чтобы услышали все прочие специалисты по системному анализу.

– И что ты говоришь в ответ на это?

– Говорю, что нечестно цитировать тебя вне контекста.

Я не могла не восхититься отцом. В этой чрезвычайно сложной ситуации ему не изменил здравый смысл. Он оказался в затруднительном положении. Подобное способно шокировать родителя-еврея: его ребенок получил Пулитцеровскую премию… за порнографию. Отцовская гордость, вероятно, подталкивала его похвастаться перед сотрудниками моими успехами на новом поприще, а его консервативность и степенность заставили устыдиться сферы моей компетентности.

– Я понимаю, как тебе сейчас трудно, – сказала я.

– Не обо мне следует беспокоиться. О маме. Она предлагает, чтобы мы носили с собой маленькое табло с надписью «Это все вымысел», которое можно будет быстро включать на вечеринках, когда нас спросят, насколько все это соответствует истине.

Придя в тот вечер домой, я нашла в почтовом ящике фирменный конверт «Сити Уик». Внутри лежали три письма, полученные газетой на мое имя, которые переслал мне Тернер:

Дорогая Ариэль!

Друзья называют меня Мэри из-за моей белой кожи. Мне тридцать два года, но я еще не был близок с женщиной. Не подумай, что я – гей. Просто я робкий. Не могла бы ты посоветовать мне, как обрести хоть какую-то уверенность при общении с прекрасным полом? Может, поговорим об этом за стаканчиком? Не пойми меня превратно. Я не собираюсь с тобой флиртовать. Я слишком застенчив для этого. Просто думаю, что ты сможешь мне помочь.

Кристофер Хинкл

Дорогая Ариэль!

Каждую неделю я дожидаюсь твоей колонки, как наркоман – дозы, собака – прогулки, младенец – маминой титьки. Каждую среду после работы я мчусь к ящику с «Сити Уик» на углу возле здания моего учреждения. Лоб у меня блестит от пота, изо рта в предвкушении текут слюни. Я открываю металлическую дверцу, трясущимися пальцами достаю газету, потом спускаюсь в метро, открываю ее прямо на странице с «Беги, хватай, целуй» и расслабляюсь, погрузившись в твой новый рассказ. Дойдя до последней строчки, с тоской понимаю, что пройдет еще семь долгих дней, прежде чем ты снова будешь моей, и сердце мое тоскливо замирает.

Тед Барроу

P. S. Не печатайте этого в газете. У меня есть подружка.

Привет, Ариэль!

Вообще говоря, вполне понятно, с какой стороны банкетного стола ты сидишь, но ты хоть когда-нибудь занимаешься сексом?

Мира Галитсис

Прочтя это, я уже не чувствовала себя так паршиво из-за опубликованных в газете писем. У меня были поклонники, пусть даже они и не писали об этом в рубрику «Почта». И у меня появились друзья, пусть даже я и не встречусь ни с одним из них лично. Перечитав каждое письмо по нескольку раз, я подшила их в папку-скоросшиватель и положила под кровать – на случай плохого настроения, чтобы взбодриться.