Женщина без имени - Чарльз Мартин

– «Этот мир – подмостки, где картины/ Сменяются под волхованье звезд…»

Хорошая строчка.

– Шекспир, – удивленно сказал я. – Кажется, один из сонетов.

Кейти посмотрела на меня краем глаза.

– Ты все-таки покинул лодку.

Я кивнул.

– Иногда такое случается.

В ее глазах отражались фонари. Они сверкали.

– В этом театре я начинала. – Короткий смешок. – Во всяком случае, в этих местах. В те времена здесь давали спектакли, а уже потом превратили здание в кинотеатр.

– И что это была за пьеса?

– «Маленькие женщины». Стеди помог мне попасть на прослушивание. Я играла Джо. – Она рассмеялась над собой. – Тогда мне это сходило с рук.

– Что именно?

Кейти рассмеялась и покачала головой.

Я указал на кассу кинотеатра:

– Не возражаешь?

Она посмотрела на очередь, потом на тротуар, стараясь не встречаться со мной глазами. Потом она взглянула на меня, оценивая.

– Нет.

Я купил два билета. Двери открылись. Я не мог есть попкорн, потому что наелся до отвала, поэтому мы миновали прилавок со сладостями, поднялись по лестнице и заняли два места в задних рядах. Мы уселись, и почти сразу же свет в зале начал гаснуть, начался фильм под названием «Между нами горы». Кейти прошептала мне на ухо:

– Вышел пару лет назад. Мой третий «Оскар».

Я выпрямился.

– Ты получила три…

Она прижала палец к моим губам:

– Тсс.

Возможно, во мне говорил мохито. Я медленно разогнул три пальца и прошептал:

– Ты получила три премии Академии?

Кейти подтянула колени к груди, обхватила их руками, посмотрела на зрителей и кивнула.

Она завораживала, околдовывала, контролировала себя и всех вокруг. Когда пошли титры, половина аудитории всхлипывала. Странно, пока я смотрел фильм, Кейти разглядывала зрителей и покусывала ноготь.

Несколько раз я ловил ее на том, что она одними губами произносит слова до того, как ее героиня произнесет их на экране. Пальцы ее левой руки все время шевелились, как у кукольника, который контролирует марионетку. Каждое движение ее руки повторялось на экране. А правой рукой она контролировала актера, игравшего вместе с ней. Во втором фильме она играла бездомную женщину по имени Сэм, сбежавшую из дома с дочерью Хоуп и писавшую письма Богу. Обеих спас техасский рейнджер на пенсии, который отвез их на свое ранчо в Западном Техасе. В сцене на реке Кейти купалась голышом. Короткий план верхней части ее ягодиц. Перед тем как камера показала ее входящей в воду в костюме Евы, Кейти подняла руку и закрыла мне глаза.

Потом показали еще два фильма, и последние титры побежали по экрану в пять часов утра. Я сидел совершенно очарованный. Вокруг меня зрители аплодировали стоя, свистели, скандировали:

– Еще! Еще!

Кейти прижалась ко мне.

Мы вышли на улицу под стук моих шлепанцев. Она молчала. Через две улицы после Чудесной Мили мы оказались возле книжного магазина. Он был закрыт, но витрины сияли. Все три главных витрины, каждая шириной восемь футов, были заняты одной книгой: «Снежная королева: Кейти Квин. То, о чем вам не рассказали медиа и Кейти Квин». В правом нижнем углу обложки было написано: «Неавторизованная биография». Постер с изображением Квикега красовался слева, анонсируя автограф-сессию следующим вечером. Без сомнения, он всем расскажет о новом материале, над которым работает. Только на витрине было выставлено не меньше сотни экземпляров. Они даже привлекли мое внимание. Кто-то добавил распечатку списка бестселлеров «Нью-Йорк таймс». «Снежная королева» занимала седьмое место. С прошлой недели поднялась на три пункта. Кейти покачала головой.

– Писатели. Не могу жить с ними. Не могу им доверять.

Я внимательно посмотрел на книгу:

– Этот парень действительно задел тебя?

– Он взял то, что я ему рассказала, и превратил в то, чего ему хотелось.

– Так обратись в суд.

Она пожала плечами.

– У нас не было достаточных оснований, чтобы остановить публикацию. Поэтому даже будь я жива, куда бы это меня привело? Его репутация только выиграла бы, а я выглядела бы мелочной. – Кейти повернулась спиной к книге. – Ложь. Все ложь.

Самодовольное выражение лица в сочетании с загадочной позой не помогли коварному Дики выглядеть загадочным писателем. Он выглядел искусственным.

– Этот парень пока этого не знает, но он неудачник. Он просто воспользовался ситуацией. Сегодня у него слава, а завтра о нем забудут. И его две секунды славы уже заканчиваются. А не начинаются.

– Мне все равно больно. Меня так и подмывает рассказать всю правду Стеди, а потом пусть он заплатит кому-нибудь, чтобы все расставить по своим местам.

Кейти как раз заканчивала фразу, когда мимо нас, подпрыгивая и выполняя пируэты, прокатились на скейтах два парня в худи. Один из них увидел выставленную в витрине книгу и большое фото Кейти. Презрительно свистнув, он процедил сквозь зубы:

– Вовремя она умерла. Может, теперь они заткнуться и перестанут твердить о том, какой тяжелой была жизнь у этой богатой су…

Я постарался заглушить его слова.

– Не обращай на них внимания.

Кейти даже не поморщилась. В ее глазах засверкали слезы.

– Трудно жалеть того, у кого есть все, что хотел бы иметь ты.

У меня кружилась голова, мне нужно было поспать.

– Хочешь, я остановлю такси?

– Нет. Уже недалеко.

Мы зашагали по улицам и через сорок пять минут оказались возле «Билтмора». Кейти говорила о фильмах, о сыгранных ролях, о произнесенных репликах, о потерянной любви. Я слушал, позволяя ей высказаться. Когда мы оказались в отеле, я проводил ее до номера. И не смог сдержать свое любопытство.

– Это было трудно для тебя?

Кейти пожала плечами. Потом чуть кивнула.

– Я закончила сниматься в этом фильме, а потом провела три месяца в… – она жестом обозначила кавычки, – «оздоровительном СПА», чтобы слезть с антидепрессантов. – Кейти сделала шаг через порог. – Самое удивительное в этом фильме – это то, что осталось на полу в монтажной. – Она отвернулась. – Если бы зрители увидели эти кадры, не знаю, стали бы они аплодировать, свистеть от восторга и вручать мне статуэтку.

Между Восточным побережьем и Францией разница во времени шесть часов, поэтому Стеди взял нам билеты на рейс в шесть часов вечера, чтобы мы могли прилететь туда в первой половине дня. До отлета у нас было почти двенадцать часов.

– Увидимся завтра? – спросил я.

– Ты хочешь сказать, сегодня?