Женщина без имени - Чарльз Мартин

– О чем ты думаешь? – спросила Кейти.

– Я думаю о том, что скучаю по своей лодке.

Она бросила на столик чаевые.

– Идем.

Мы вышли на улицу, Кейти посмотрела на часы, склонила голову сначала к одному плечу, потом – к другому и сказала:

– Ты торопишься?

– Леди, я с вами. Я понятия не имею, куда мы направляемся, почему мы здесь или когда вернемся. Поэтому нет, я совершенно никуда не спешу.

Кейти рассмеялась, достала из сумочки солнечные очки и надела их.

– Следуй за мной.

Мы прошли квартал, свернули за угол в узкий переулок, и Кейти остановилась перед третьей гаражной дверью. Она набрала код на цифровом замке и подняла дверь вверх. Мы оказались в гараже. Машина, несколько скутеров и коллекция разнообразных шлемов – ближе к нам, чуть дальше – ряд висящих на плечиках вещей, стопки потертых джинсов, горы обуви и два удобных кресла. Раковина, унитаз и душевая кабина заполняли один из углов. Кейти схватила два ключа из ящика на стене, бросила их мне и сказала:

– Выбирай шлем.

Пока я нашел подходящий по размеру шлем, она успела переодеться в джинсы, кроссовки и черную кожаную куртку. Кейти ткнула пальцем в один из скутеров:

– Это твой.

Такого я никогда не видел. У байка было два передних колеса и одно заднее.

Кейти спросила:

– Ты ездил на таком раньше?

Я покачал головой:

– Ни на чем подобном я никогда раньше не ездил.

Она надела шлем, потом нажала на кнопку, и черное забрало шлема поднялось, открывая ее глаза.

– Не волнуйся. Он едет почти сам по себе.

Ее смех подсказал мне, что она лжет. Кейти нажала на кнопку на ручках, завела мотор и начала выводить скутер из гаража. Я все еще слышал ее смех под шлемом. Когда скутер оказался в переулке, я закрыл гаражную дверь, подъехал к знаку «стоп» на улице с односторонним движением и остановился рядом с Кейти. Мимо нас, слева направо, ехали машины.

– Не отставай, если сможешь. – Голос Кейти за опущенным забралом звучал глухо, как у Дарта Вейдера. Она ударила по газам, не дожидаясь просвета между машинами. Хватило легкого движения правого запястья, чтобы скутер рванулся вперед. Ракета «Аполлон» стартовала медленнее. Я последовал за ней, повернул направо и увидел ее через три машины впереди меня. Я как будто снова услышал голос Стеди: «Не позволяй ей посадить тебя на скутер…» Мы свернули на Елисейские Поля, проехали два квартала и оказались на круге возле Триумфальной арки. Я на краткий миг увидел вдалеке Кейти, когда она оглянулась, послала мне воздушный поцелуй и исчезла.

Я отчаянно пытался выбраться из кругового движения, но люди в Париже водят машину не так, как я. Поэтому я сделал три круга, ругая про себя отсутствие светофоров. На четвертом круге у меня закружилась голова, и я резко рванул вправо и выскочил на кромку тротуара около кафе, едва не попав под колеса автобуса с громким сигналом. Какие-то парни обругали меня и показали мне средний палец. Я помешал им курить. Я припарковал байк, уронил шлем на землю и сел за столик. Когда официант обратился ко мне с непонятными словами, я произнес только одно слово с европейским звучанием, которое я вспомнил из того, что могло обозначать хоть какой-то напиток.

– Капучино.

Я выпил почти полчашки восхитительного кофе, когда появилась Кейти с поднятым забралом.

– Что случилось?

Я показал на бесконечные потоки машин вокруг арки, похожие на спагетти.

– Вот это.

Снова голос Дарта Вейдера:

– Идем, первогодок.

Мы провели целый день, лавируя между машинами, и я не отставал от Кейти только потому, что она ехала сзади. При желании она могла бы меня бросить. В какой-то момент она сказала:

– Нет лучшего способа посмотреть город.

Не уверен, что мы многое смогли увидеть.

Кейти провезла меня через парижский блошиный рынок, самый большой такой рынок в мире. Сотни, даже тысячи продавцов, и рынок измеряется не в квадратных футах, а в квадратных кварталах, он был больше некоторых городов, где я бывал. Кейти остановилась у тротуара.

– Это начали цыгане. Своего рода обмен. Рынок поднялся на идее, что мусор одного человека – это ценность для другого. С тех пор рынок только растет. Лавки некоторых самых лучших в мире антикваров находятся именно здесь. Я приходила сюда лет десять подряд. Как только покупала новый дом, я приходила сюда, покупала все, что мне нравится, заполняла пару грузовых контейнеров и отправляла через океан в новый дом. И все покупки уже ждали меня там, когда я приезжала. Дорого, но… – она улыбнулась, – забавно. Это обычно сводило дизайнеров с ума, но… – Кейти пожала плечами, – я считала, что плачу им, поэтому их дело – сообразить, как все это соединить вместе.

Пароходный контейнер, доверху заполненный различными вещами. Тем, что кто-то выбросил. И все это плывет морем в новый дом, чтобы с вещами поработал чужой человек.

Интересная картина, и я ее для себя отметил.

Затем был бранч, потом ленч, потом еще кофе, и ближе к вечеру мы остановились перед магазином «Эрмес». Кейти остановила скутер возле тротуара, рассматривая витрины.

– Это одно из моих самых любимых мест. – Она подняла руку. – И прежде чем ты исковеркаешь название, сообщаю: произносится не «хер-миз», а «эр-мес».

– Рад, что ты это прояснила.

Кейти изучала выставку в витринах.

Я сказал:

– Заходи.

– Раньше они только для меня открывали магазин по ночам. Больше ни одного покупателя. У меня около двухсот пятидесяти их платков… было. – Она покачала головой. – Красивые.

– Сколько они стоят?

– Недорогие платки стоят около трехсот евро.

Я подсчитал в уме.

– Четыреста пятьдесят долларов? – Кейти кивнула. – И это всего лишь платок.

– Это не просто платок, а ПЛАТОК.

Я посмотрел через стекло.

– Его продают вместе с телевизором или чем-то еще?

Она фыркнула.

– Иногда тебе стоит выходить на сушу. Здесь целый мир, который ждет, чтобы ты его увидел.

Закончив фразу, Кейти крутанула ручку. Через несколько секунд она превратилась в далекий огонек.

На закате мы нашли кафе в тени Эйфелевой башни. Кейти вернулась из туалетной комнаты в платке, прикрывающем уши, и в больших солнечных очках, которые скрывали верхнюю половину лица. Второй платок она повязала вокруг шеи. Образ получился идеальный – Патрисия, парижская художница. Она заказала ужин, беседуя с официантом. В парике, с платками и в солнечных очках он ее не узнал. Я слушал, глядя на ее рот. Смотрел, как она произносит слова. В отличие от английского языка, с этими словами было связано ее сердце. Слушая ее, я вспоминал тающее мороженое. Губы Кейти произносили слова, но преобразилось ее тело. И мимика изменилась тоже. Она была возбуждена, счастлива, улыбалась. Кейти махнула рукой в сторону пейзажа за окном.