Башня. Новый Ковчег - Евгения Букреева

Вовка опять отвернулся к окну и принялся скоблить стекло пальцем. — Для этого, ну… типа ведь любить человека нужно. Вот как ты Ленку, например. Мне кажется, это должно быть ну… как взрыв, как вспышка. Увидел девчонку и понял, вот это она… та самая…

Кирилл прислонился к стене и закрыл глаза. Вовка Андрейченко чего-то говорил о любви, и это было так нелепо, так странно. Наверно, его друг специально выбрал время, когда они остались вдвоём, без Лёхи Веселова с его вечными насмешками и пошлыми подколами. Кир, конечно, тоже мог подколоть и пошутить ниже пояса, но Вовкина откровенность обезоруживала.

А любовь… ну что такое любовь? Сказка для детей. Хотя Вовка вон в неё верит. Даже думает, что у него с Ленкой типа чувства. А Ленка просто ему даёт, то есть давала, потому что сейчас по всей видимости она даёт уже Татарину. Кир подумал об этом как-то вяло, безучастно, словно, это его совсем не касалось. Ну не Ленка, так будет другая, такая же сговорчивая. Если… если они, конечно, отсюда выберутся…

Глава 15

Глава 15. Сашка

— Можно к тебе?

— Конечно, — Сашка чуть отодвинулся, пропуская Нику в комнату.

Она прошла. Поискала глазами стул, хотела было подойти, сесть на него, но отчего-то передумала и вместо этого медленно опустилась на краешек кровати, заправленной потёртым синим одеялом.

Сашка почувствовал неловкость. Его комната, длинная, узкая и настолько тесная, что кроме кровати, стола и стула в ней ничего больше не помещалось, была совсем не тем местом, где должна была находиться дочь одного из самых влиятельных людей Башни. Он старался не приглашать Нику к себе, да и она особо сюда не рвалась. Была здесь всего пару раз. А точнее даже один — они тогда всей компанией ввалились к нему сразу же, как только он получил ключи от новой квартиры. Марк со свойственным ему оптимизмом громко и бурно радовался за друга: «Класс же, ну! Своё жильё, без предков!». Вера надменно кривила губы. Братья Фоменки, как истинные инженеры проверяли, всё ли работает: замок, душ, смыв унитаза. Оленька торжественно его поздравила и, кажется, даже что-то подарила на новоселье. И только Ника, тактичная и внимательная Ника, поняла, правильно уловила его замешательство и стыд.

Он на самом деле стыдился своего нового убогого жилища, любезно предоставленного административным управлением. Не жильё, а насмешка — маленькая клетушка в одном из жилых секторов общественного этажа, что были расположены ближе к центру Башни, к рабочим помещениям, кухням, столовым и общим туалетам. В будни здесь было шумно, по выходным тоскливо, иногда пахло мусором и гнилыми овощами, если мусорщики запаздывали и не вывозили отходы вовремя. В этих отсеках жили мелкие клерки, работники столовых и уборщики помещений. Ну и он, Александр Поляков, стажёр административного управления.

Сашка чувствовал себя ребёнком, которому посулили конфету в красивой яркой обёртке, а вместо этого под шуршащим фантиком оказалась лишь пустота.

Хотя, чего он ждал? На что надеялся, воображая себе свою новую жизнь? Что его сразу же поселят в квартиру, как у Савельевых? Сашка вздрогнул, вспомнив свой первый визит к Нике.

Она пригласила его к себе в гости не сразу, недели через две после той вечеринки. Спросила, смущаясь: «Ты придёшь, Саша? Да ведь, придёшь?». Словно он мог ей отказать.

Квартира Савельевых поражала. И даже не количеством комнат, не всеми этими гостиными, ванными и оранжереями, нет, она поражала светом, которым, казалось, была пронизана насквозь.

Архитекторы Башни не сильно заморачивались, проектируя жилые отсеки надводного и подоблачного уровня: жалкие однотипные каморки со стандартной казённой мебелью, полутёмные и оттого тоскливые. От вечных сумерек, царивших в их мире, не спасали ни всегда открытые жалюзи, ни мутные фонари общих коридоров, ни высокие окна, тянущиеся по внешней стене Башни, настолько грязные, что казалось, там, снаружи, день всегда на излёте угасания.

Мир, куда Сашку ввела Ника, был другим.

И для людей этого мира, архитекторы постарались на славу. Солнечный свет, пробиваясь сквозь листву садовых деревьев, высаженных по периметру верхних уровней Башни, вливался тёплой волной в светлые и просторные квартиры, расходясь лучами, забираясь во все потаённые места, лаская и согревая. И чем выше располагалось жильё, тем больше света ему доставалось. А Савельевы жили на самом верху.

Это был закрытый мир. Ника проводила его несколько раз к себе через КПП, а однажды, смущаясь и краснея, протянула ему пропуск.

— Это, чтобы ты мог к нам спокойно проходить, а то ведь тебя просто так не пропустят. Ну, потому что нельзя.

Он и сам знал, что нельзя. Верхние уровни охранялись военными, и КПП, преграждающие путь простым смертным, типа него, Сашки, разительно отличались от обычных, натыканных по всей Башне пропускных пунктов с их сонными и ленивыми охранниками.

— Зато теперь ты можешь приходить к нам, когда захочешь, — улыбнулась Ника, глядя, как он рассматривает пропуск. — Я попросила папу, а он — дядю Борю. И вот…

Тогда ещё Сашка не знал, что тот, кого Ника называла так по-простому и по-домашнему дядей Борей, был Литвиновым, начальником административного управления, одним из членов Совета Двенадцати, по слухам человеком весьма жёстким и властным. В административном управлении его боялись. А для Ники он был «дядя Боря», просто «дядя Боря»…

— Ника, что-то случилось?

Сашка присел рядом с ней на кровать, пододвинулся, обхватил правой рукой девушку за худенькие плечи, притянул к себе. Заглянул в глаза, пытаясь понять, что привело её сюда.

— Что-то случилось? — повторил он свой вопрос.

— Нет, — она отстранилась от него и помотала головой. Непослушная рыжая прядка спиралькой упала ей на лицо.

— А всё-таки?

— Саша… — она запнулась и как-то совершенно беспомощно посмотрела на него.

Он видел, Ника хотела что-то сказать, что-то такое, что по всей видимости сильно тревожило её. Хотела, но то ли не могла, то ли не знала, с чего начать.

Сашка молчал. Жизнь научила его быть осторожным. «Молчи и слушай, не торопись», — всегда говорил внутренний голос. И это же, слово в слово ему повторял его новый начальник, Антон Сергеевич Кравец, тот самый, который так ловко прижал его в стенке на дне Собеседования, выудив словно фокусник, докладную записку, написанную Сашкой под диктовку у Змеи в кабинете после той злополучной вечеринки.

Если кто и умел ждать и молчать, так это Кравец. Он внимательно пробегал глазами по строчкам Сашкиных ежедневых отчётов-доносов и лишь коротко кивал. Если его что-то и злило, то он ничем не показывал своего раздражения. Кравец был похож