Покоренная викингом - Хизер Грэм

Он сделал шаг в сторону.

— Подожди! — закричала она, и он быстро обернулся. Она не находила слов.

— И ты позволил бы своему собственному сыну умереть в снегу? Ты ведь не узнаешь правды, — восклицала в смятении Рианон. — Если…

— Если я разделю постель с тобой сегодня? — перебил он. — Мне кажется, что у тебя трудности не только со словами, но и с действиями. Что ты имеешь в виду?

— Да! — неистовствовала она. — Если ты переспишь со мной, ты никогда не узнаешь, чьего ребенка я ношу.

— Но ведь я наполовину викинг, — сказал он насмешливо. — Насилие и похищение — моя стихия, они у меня в крови. Не бойся, я многое повидал на своем веку. И я принял решение, я знаю, что делаю.

— Но, если…

— Никаких «если», сударыня. Какова бы ни была правда, я до нее докопаюсь. Я узнаю все.

— Нет! Слушай, я неподходящая невеста для тебя! Не только Рауен, бессчетное количество мужчин были моими любовниками.

Ее паника была так велика, что она с трудом осознавала, какую чепуху несет.

Рианон тихонько вскрикнула от боли, потому что он неожиданно притянул ее к себе. Ей пришлось далеко назад откинуть голову, и она почувствовала, как биение ее сердца отдается эхом в его сильной груди.

— Прекрати, прекрати сейчас же! Бракосочетание свершится сегодня вечером. И не вздумай валять дурака в церкви, потому что мое терпение подходит к концу, и если бы ты на самом деле знала хоть что-нибудь о мести викингов, то побоялась бы навлечь ее на себя.

Она не могла больше дышать. Всем своим телом она ощущала мощь, его несокрушимую силу. Она почувствовала прикосновение его обнаженных рук к своим рукам и задрожала, вспомнив, что совсем скоро у него будут все права на нее, он сможет сделать с ней все, что захочет. Она затрепетала, не в силах отвести взгляда от его рук, лежащих на ней. Сильных рук, с длинными и красивыми пальцами. Она подумала, ласкали ли эти руки когда-нибудь женщину, а потом снова задрожала, понимая, что нежности от него не дождешься. Она со всей ясностью осознала свое будущее, то, что ее жизнь отныне в его власти, что она будет принадлежать этому золотоволосому гиганту до конца своих дней.

— Пожалуйста, — прошептала она в отчаянии. — Подумай об этом! Этого не должно произойти! Перед нами годы…

— Миледи, перед нами действительно годы. И они начнутся с сегодняшней ночи.

Он резко отпустил ее, повернулся и ушел, а саксонские служанки, ждавшие на некотором расстоянии, подошли ближе, чтобы препроводить ее на женскую половину.

Когда ее мыли, наряжали и украшали перед торжественной церемонией, ей хотелось упасть на колени, бить себя в грудь и рвать на себя волосы, но она знала, что, несмотря ни на какие сцены, викинг настоит на заключении брака. Если он что-то задумал, все произойдет по его желанию.

Альсвита расчесывала ей волосы, в то время как остальные женщины трудились над платьем Рианон. Королева дала ей вина, чтобы она немного успокоилась, и Рианон вскоре поняла, что в кружке было не только вино. Она перестала дрожать, и хотя мечты о спасении все еще роились у нее в голове, ею овладело полное безразличие.

Она сможет прийти в храм, но откажется вымолвить и слово. Она подождет, когда они предстанут перед алтарем, а потом скажет свое «нет».

Она сразу же с горечью сообразила, что ни он, ни кто-либо еще из присутствующих не придает никакого значения ее словам, если они даже будут не такими, как надо. Брак — это сделка, самая обыкновенная сделка. Она понимала, что не найдет сочувствия даже у Альсвиты, потому что королева сама происходила из королевского дома Мерсии, и ее собственный брак с Альфредом также преследовал политические выгоды. Им просто повезло, что, пройдя через годы совместной жизни, они полюбили друг друга. Хотя Рианон было известно, что и они пережили трудные периоды, что временами королева находила в короле больше твердости и даже жестокости, чем доброты и благочестия, и не однажды осуждала его за беспощадность.

Чем дольше она стояла, тем меньше ее занимало происходящее вокруг. Через час она была холодна и равнодушна, но изысканно-прекрасна в платье, которое так тщательно готовили к этому торжественному случаю. Ее волосы горели расплавленной медью, и от ее кожи веяло запахом розы. Она не сопротивлялась, когда ее вели из дома через двор к церкви. Она была печальна, но осознавала значимость момента.

Что бы ни добавила королева ей в вино, она сделала доброе дело, потому что Рианон смогла идти с гордо поднятой головой, сохраняя свое достоинство. Она ненавидела короля, но не протестовала, когда он взял ее за руку. Она презирала викинга, — нет, он не должен был одеваться как ирландец! Викинга, который ждал ее у алтаря, не более веселый, чем сама, хотя при ее появлении его губы тронула чуть заметная усмешка, а в глазах мелькнуло любопытство.

Она была вынуждена признать, что выглядел он великолепно, но смотрела на все происходящее словно откуда-то издалека. Он был выше всех собравшихся в церкви, волосы его блестели золотом, глаза смотрели жестко и проницательно. Гордая посадка головы делала его еще более красивым.

Отец Павел заговорил. Рианон чувствовала руку короля, но его прикосновение было легким. Он вручил ее викингу, и она вздрогнула, потому что эта рука была тверда.

Она огляделась вокруг и увидела горящие факелы и лица ее соотечественников, толпившихся вокруг нее. Лицо Альсвиты, лицо короля, Аллена, Вильяма… и лицо викинга и ирландца… все поплыло перед глазами. Ее внимание привлекло лицо старика с морщинистой кожей и бородой почти до земли. Он внимательно глядел на нее с какой-то необыкновенной добротой, и ее сердце дрогнуло, когда она посмотрела на него долгим взглядом. Она невольно улыбнулась ему, а он кивнул ей так, как будто понимал все.

Отец Павел без конца откашливался. Он упорно бубнил что-то о христианской вере и о важности таинства брака. Он, вероятно, говорил слишком долго, потому что викинг, наконец, прервал его.

— Довольно об этом, отец!

Тогда ее призвали почитать его, как своего мужа, и повиноваться ему.

— Почитать? Повиноваться? Викингу! И не подумаю! — сказала она с издевкой.

Наступило молчание, продолжительное и напряженное. Потом она почувствовала, что ее развернули и крепко прижали к малиновому плащу с изображением волка. Он взял ее за подбородок, прикосновение не было нежным, но оно не причинило ей боли.

— Тебе придется меня почитать, и я обещаю, что и повиноваться тебе тоже придется. Он уставился на отца Павла.

— Продолжай.

Потом было сказано что-то еще, но от нее уже не ждали ответов. Ее поспешно объявили женой Эрика Дублинского. Христианская церемония завершилась хором развязных и непристойных выкриков, больше подходящих язычникам, и она очутилась в руках своего мужа. На какой-то миг она встретилась с ним взглядом, а потом почувствовала его губы, с силой прижавшиеся к ее губам.

Она хотела было сопротивляться и прижала ладони к его груди, но это было то же самое, что противостоять урагану, сметающему все на своем пути, она хотела отвернуть голову, но его пальцы запутались у нее в волосах. Это был не короткий поцелуй, не просто легкое прикосновение губ. Его рот прильнул к ее рту, и пылающий поцелуй подавил ее сопротивление. Его язык заставил ее губы раскрыться и проник в глубины ее рта, приведя в восторг своей дикой несдержанностью. Она чувствовала, что он завладевает всем ее существом. Она попыталась освободиться. Но его руки были слишком сильны, а его поцелуй таки страстным, медлительным и уверенным, что какое-то незнакомое тепло наполнило ее, как стрела отдалось в нижней части ее живота. Она старалась вздохнуть, почти теряя сознание, и была захвачена и потрясена происходящим с ней, когда он неожиданно отпустил ее.