Покоренная викингом - Хизер Грэм

Она не должна так трусить. Начиная эту борьбу, она боялась куда меньше. Прикосновения его рук ошеломляли ее и обжигали тело огнем. Она не могла больше терпеть горячий угрожающий трепет его напряженного члена, она не могла больше терпеть его обнаженную плоть.

Ни секунды больше!

— Довольно! — выкрикнула она. — Ударь меня, насилуй меня, делай что хочешь со мной, только быстрее!

Но он никуда не торопился. Он мягко очерчивал ее груди снова и снова, так, что она готова была стонать от такого нового, такого ошеломляющего наслаждения, унижавшего ее больше, чем боль.

— Нет, — сказал он и сел. Он спокойно посмотрел ей в глаза, но она не смогла прочесть там ничего.

— Что? — прошептала она.

— О Рианон! Я не собираюсь бить тебя, или насиловать, или делать еще что-то в этом роде. Ты соблазнительница, и я убежден, что у многих мужчин роились в голове дикие мысли сегодня вечером — как у саксонцев, так и у викингов, и сказать по правде, хотя я и язычник, я изо всех сил стараюсь не совершить над тобой насилия.

Да, он старался. Выругавшись, он оттолкнул ее, поднялся и стал шагами мерить замкнутое пространство комнаты. Он хотел насмеяться над ней в наказание за все ее проступки, а потом холодно отвернуться и оставить ее ни с чем.

Но это оказалось не так-то просто. Она была ему женой, и вызвала в нем адский огонь желания. У него были все права на нее, и она действительно заслужила, чтобы над ней надругался самый жестокий завоеватель, когда-либо вторгавшийся на эту землю.

Он не хотел даже, чтобы она молила его о пощаде, она была отчаянным борцом, но она не должна никогда ставить под сомнение его твердое, как сталь, решение.

Но она преследовала его. Даже когда он был с ней, даже когда он смотрел в ошеломляющую глубину ее серебряных глаз, он не мог выбросить из головы картины недавнего прошлого. Он не мог забыть, как она сбрасывала одежды перед любовником. Возможно, их прервали до того, как они осуществили свои намерения, но он до сих пор видел ее с глазами, горящими светом звезд, и с печатью нежности на лице.

Но он же не любит ее! — напомнил он себе. Ему не нужна ее нежность. Но ему и не хочется заниматься любовью с женой, которая трясется от страха при одном его приближении.

Но ведь она и не трясется от страха. Она никогда не прекращала бороться с ним, — повторял он себе, восхищаясь, и одновременно теряя силы от ее сопротивления. Даже теперь. Уголком глаза он заметил, как она напряглась, готовая сопротивляться снова.

Она спрыгнула с постели, но он уже был около нее. Его пальцы вцепились ей в волосы, и он сам запутался в них:

— И не думай! Даже не думай бежать от меня! Если ты убежишь ОТ меня на край земли, я тебя найду и притащу назад. Теперь ты — моя собственность, как меч, который я ношу и как лошадь, на которой я скачу.

— Я не тоже самое, что лошадь! — бросила она ему.

— Нет, конечно, потому что белый конь — прекрасный скакун, а тебе еще нужно показать свои качества.

Разъяренная Рианон замерла, а затем ударила его по лицу с неожиданной быстротой и силой. Звук удара показался оглушительным в наступившей тишине. Она увидела красный отпечаток своих пальцев у него на лице.

Его реакция напугала ее больше, чем мог бы испугать ответный удар. Он не двинулся с места, выражение его лица не изменилось, и если бы она не видела, как бешено пульсирует жилка на его шее, она бы подумала, что он вовсе и не почувствовал ее удара. Она подумала, что лучше бы он ударил ее в ответ, и попыталась отступить подальше, но его пальцы держали ее волосы и не отпускали. Перепуганная и чуть не рыдающая, она попыталась освободить свои волосы от его хватки.

Ее обнаженные груди коснулись груди Эрика. Он почувствовал твердость ее сосков, призывно касающихся его плоти и, несмотря на свой гнев, а может быть, как раз из-за него, почувствовал новый прилив желания. Резкого и непреодолимого желания овладеть ею. Ее губы были на расстоянии вздоха от его губ.

— Рианон, — сказал он мягко. — Ты-моя жена. И хотя я действительно не хотел причинить тебе боли, но клянусь Господом, силой или нежностью я овладею тобой этой ночью.

Ее глаза встретились с его взглядом. Ее глаза были открыты и сухи.

— Нет, — прошептала она.

— Да!

Он отпустил ее волосы. Его рука коснулась ее затылка, и он взял ее на руки, повернув спиной к кровати. Она задрожала, но неотрывно смотрела ему в глаза, и ему опять казалось, что он попал под очарование ее танца, ее соблазна.

Он лег рядом с ней, но прежде чем она успела сделать; какое-либо движение, прижал ее ногой, не переставая всматриваться в ее серебряные глаза.

— Ты сказал, что не будешь меня бить или насиловать. Ты обещал.

— Я ничего не обещал, но разве я тебя ударил или овладел тобой силой?

— Но ты хотел…

— Это не насилие. Перестань сопротивляться. Битва проиграна. Она была уже проиграна, когда мы вошли в эту комнату.

— Нет, — повторяла она, мотая головой. В ее широко открытых глазах было отчаяние. Она понимала, что ее протесты напрасны. Он улыбнулся, положив руку ей на грудь, и почувствовал неистовое биение сердца. Он сжал одну ее грудь своей мощной рукой, и, вздрогнув от этого нового ощущения, она затаила дыхание и больше не говорила ничего, не сопротивлялась.

Она не могла протестовать, она боялась сопротивляться, она боялась даже пошевелиться. Она презирала его, напомнила она себе, и правда, так и было, он был ее врагом до самых ворот ада, она была уверена в этом, но что-то в его самонадеянности и уверенности притягивало ее. Он всегда будет действовать, как сочтет нужным, не думая о последствиях! В его голосе было тоже что-то неуловимое…

А это его прикосновение…

Она вся затрепетала, ей некуда было деться от его мускулистых бедер, от его сильных рук, от магнетической энергии его взгляда. Она сомкнула ресницы, но могла еще видеть его большую загорелую руку, которая двигалась по ее телу цвета слоновой кости. Она действительно ненавидела и его, и его руки, и свои ощущения, хотя они были совершенно новыми. Наслаждение неожиданно окутало ее. Ей казалось, что медленно разгорающийся огонь воспламенился в ней, и она не могла определить его источника. Потом она поняла, что пылает под его рукой, касающейся ее соска, а потом этот жар проник в то место между бедрами, которое было сутью ее женского естества.

— Пожалуйста… — прошептала она.

— Никаких пожалуйста…

— А что, если…

— Ты лгунья, Рианон, — сказал он ей, не переставая гладить ее.

Это было сумасшествие, это было великолепно, было божественная мечта, это было греховное наслаждение.

— Но…

Он натянуто улыбнулся:

— Прекрати свои протесты. Я не монах, и не собираюсь вести монашескую жизнь. И ты не такая уж желанная и нежная невеста. Тем не менее, мы скоро узнаем всю правду о твоей встрече с Рауеном в роще. Тебе нечего бояться. Хоть ты и называешь меня язычником, я не буду причинять вреда невинному младенцу. Если ты носишь семя другого мужчины, этот ребенок просто будет обещан святой церкви. Я никогда не убил бы ребенка, даже твоего.