Всего один век. Хроника моей жизни - Маргарита Былинкина
Шрифт:
Интервал:
Маленькая, кокетливая, несмотря на сугубо пенсионный возраст, она уточкой вплывала в аудиторию и с наслаждением читала свой предмет, как какой-нибудь роман Бальзака или Золя. Если слышала легкую возню в стане слушателей, устремляла на студента ироничный взор и серьезно спрашивала звонким, чуть скрипучим голоском: «В чем ваше недомогание, товарищ…Туманов?» — или Иванов, Петров. Закончив лекцию, Екатерина Абрамовна пудрила носик и выплывала, семеня ножками, из аудитории.
Все ее уважали за мужской ум и бессрочную женственность.
У Флейшиц я писала на 4-м курсе реферат о юридической природе абсолютных и относительных прав.
Передо мной толстая тетрадь в синей обложке с надписью: «М. Былинкина. 1947. "Абсолютные и относительные права"». Пятьдесят страниц студенческого исследования, написанного от руки четким почерком.
На последней странице отзыв руководителя:
«Работа свидетельствует о знании значительного круга произведений юридической литературы на русском и немецком языках, об умении критически анализировать эту литературу, о способности к самостоятельным конструкциям.
Оценка — отлично.
5.IV.47. Е. Флейшиц (подпись)»
Лишь получив на руки свою работу с оценкой и отзывом, я поняла, что — по студенческим меркам — допустила явную оплошность: поставила в списке авторов изученных произведений фамилию руководителя не на первом, а лишь на четвертом месте — после Рейхера, Мейера и Агаркова. К счастью, эта маленькая ученая женщина знала себе истинную цену и не была столь тщеславна, чтобы уязвляться такой мелочью.
Не то что профессор Гурвич, известный правовед союзного масштаба, лысенький ядовитый старичок с гладкими розовыми щечками. Гурвич был одним из авторов Конституции СССР 1924 года и читал нам советское и иностранное государственное право. Он считал личным оскорблением малейшее неуважение, проявляемое к его предмету, — пусть это выражалось не только в незнании второстепенного факта или в неточном цитировании статей любой зарубежной конституции, но даже в недостаточно, по его мнению, уверенном тоне при ответе на экзамене.
Уже на первом курсе мы наслышались от старшекурсников о его тихом иезуитском вопросе, повергавшем экзаменуемого в трепет: «А вы… в этом уверены?» При малейшем колебании инквизитор безжалостно снижал оценку.
Предвидя опасность, я решила пойти на риск и на третьем курсе — в 47 году — взялась писать курсовую работу именно у Гурвича. Было понятно: или работу надо сделать очень хорошо, или можно не идти на экзамен. Но противник тоже не дремал: мне было предложено проанализировать и оценить политический строй Ирландии. «Ирландская конституция принята почти одновременно с Конституцией СССР 24-го года», — вскользь заметил Гурвич.
Лишь в процессе работы я поняла, о чем мне предстоит поразмыслить и в чем каверза.
Спустя ровно шесть десятилетий беру в руки пачку сшитых листов — 40 страниц текста, напечатанного на полуслепой допотопной машинке. На заглавном листе надпись красивым почерком: «Политический строй Ирландии». М. Былинкина, янв. 1945.
Глава 1. «Политические партии».
С ирландскими партиями все было ясно. Все эти Фианна-Файл, Шинн-Фейн, ИРА ни в коем случае не мятежники, а борцы за полное освобождение Ирландии из-под гнета буржуазной Англии. Это подтвердил и Энгельс: «Дайте мне 200 тысяч ирландцев, и я взорву Британскую империю».
А вот во 2-й главе — «Государственный строй» — пришлось пораскинуть мозгами, чтобы выйти из щекотливого положения, в которое меня поставил Гурвич.
Дело в том, что по Конституции 1922 года Ирландия была объявлена «Свободным Ирландским государством», но она не обладала суверенитетом и, будучи доминионом, находилась под эгидой Британской Короны.
В то же время, согласно первой Конституции СССР 1924 года (соавтором которой был мой экзаменатор), дотоле свободные республики Закавказья, Украина и Белоруссия, образовав Союз под эгидой РСФСР, утратили каждая свой суверенитет, по сути, оказавшись, как и Ирландия, в составе имперской державы. Впоследствии эта ситуация без прикрас отразилась в советском гимне: «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь». Как и в случае с британским доминионом Ирландией, слова «свободное государство» в применении к советским республикам тоже оказались не обозначением юридического статуса, а красивым словосочетанием.
Подобный крамольный вывод, увы, ни в коем случае не мог украсить мою курсовую работу.
Дальше больше. Детальный анализ статей Ирландской Конституции показал, что в части законодательной, исполнительной и судебной власти она во многом сопоставима с Советской Конституцией 1924 года, но что касается Декларации прав, то преимущество явно на стороне Ирландии. Ирландское государство подробно зафиксировало в своем Основном законе защиту детей, матерей, стариков, родителей, инвалидов, вдов и других лиц, установило контроль над тем-то и тем-то, обеспечило своему народу массу благ.
Таким образом, постатейный юридический анализ обеих конституций был не в пользу СССР и абсолютно исключался. И Гурвич знал это лучше меня, поскольку наверняка использовал этот ирландский документ в своем госправовом сочинительстве. Тогда чего же он хотел, когда напомнил мне о Советской Конституции 1924 года? А может, он только того и хотел, чтобы кто-то, хотя бы студенты, кое о чем подумал и кое о чем поразмыслил?
Вдохновившись этой спасительной мыслью, я решаю так же, как сам Гурвич, лишь вскользь отметить в своей работе о знакомстве с «его» Конституцией 24-го года и не делать никакого детального сопоставления.
Дань до неприличия либеральной Конституции Ирландии пришлось отдать в самом конце одной-единственной фразой: «Подобные демократические постановления и заявления едва ли можно встретить в какой-либо иной конституции мира». Но, видно, первобытный инстинкт самосохранения побудил автора закончить правовой анализ канонической фразой: «Вполне очевидно, что в капиталистической стране невозможно обеспечить защиту прав трудящихся, даже если конституция и декларирует подобные обязательства государственных органов».
Курсовая работа была написана добросовестно, но было неведомо, как к ней отнесется Гурвич. Он имел обыкновение возвращать студентам манускрипты, не ставя оценок и не произнося ни единого слова. Все должно было выясниться на экзамене. Пан или пропал.
На экзамене в моем билете был вопрос: «Государственный строй Норвегии». Как назло, я забыла точное число депутатов стортинга (парламента): то ли сто, то ли сто пятьдесят… Гурвич молчит. Я холодею: «Капут…» Не произнося ни слова, он медленно тянется за моей зачетной книжкой и не спеша выводит: «Отлично».
Да здравствует Ирландия с ее замечательной конституцией и со всеми ее сепаратистами!
* * *
Стремление студентов ИВТ охотно грызть гранит науки и получать хорошие отметки было в немалой степени обусловлено тем, что всем хотелось попасть на работу в Швейцарию или хотя бы в Болгарию, но никак не в таможню на советской границе. Однако кроме глобального стимула были и промежуточные вдохновляющие моменты.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!