Невеста морского чудовища - Бри Ош

рук. Я затаилась, пытаясь прочувствовать каждый миг, пытаясь разобраться в вихре мыслей. На мгновение обрела равновесие — осмелилась поднять глаза и снова утонула в бездонной пропасти холодной теплоты. Мне по глупости, хотелось лишь сильнее подразнить слизняка. Ину, возможно, хотелось того же. Мы будто играли в гляделки и не пускали в игру третьего лишнего.

— Она выбрала меня! — склизко прошипел Хрут, но ответа так и не дождался.

Ин молчал, его глаза, холодные и пронзительные, держали и контролировали. Казалось, он не хотел слышать никого вокруг, тем более Хрута. Он был его главным соперником. Хрут и мне был поперек горла, хотелось развернуться к нему и завопить.

– “Уходи! Оставь меня в покое! Ты мне противен!”

Но я не буду вмешиваться, столько глупостей я уже натворила… А если они сейчас подеруться? Кого обвинят в разладе семьи, унижении морской короны… Не сложно догадаться.

Ригир, подошедший внезапно и тихо-тихо, так чтобы услышал только Ин и по несчастливой случайности я, произнес:

— Добейся ее честно. — Он практически выдохнул слова, я бы их не разобрала, если бы не стояла так близко.

Руки Ина сжались, взгляд ощетинился. Такое теплое с самого начала касание стало стальной хваткой. Я поморщилась, но успела разглядеть, как “крошки” в его радужках покрываются холодом.

— Видишь, ей неприятно быть с тобой, — мерзкий слизняк выдавил эти слова Ину в лицо, и тот, моргнув, разжал ладонь.

Кожа горела то ли от внезапной близости, то ли от неожиданной грубости. Ин отступил.

И люди будто ждали, когда я останусь одна, не дали перевести дух, опомниться. Они тут же расступились, образуя для меня тропу, по которой я пришла сюда. Теперь она тянулась в другую сторону и вела меня к той металлической чаше на краю. Мне все еще хотелось заглянуть внутрь, рассмотреть предмет вблизи и понять его ценность.

Старик-вестник неспеша подошел. В его руках лежала фиолетовая тесьма. Он бережно взял обе мои руки и перевязал тканью запястья. Мои ладони вновь легли лодочкой, будто туда нужно что-то вложить.

— Вот он — твой благосклонный. Пусть ведет в путь свою драгоценность.

Хрут наблюдал, как из кармашка на груди вестник достал сверток. Вещица явно поместилась бы в моих ладонях, но Хрут вырвал предмет “скользкой” рукой. Он будто ждал подарка, лицо его тут же разгладилось, он поклонился, схватил меня за руки и потащил наверх. Пробил барабанный бой.

Люди вокруг одобрительно улюлюкали, пока Хрут тянул меня наверх. Его размашистые шаги шли в разлад с моими плавными и изящными.

– “А ведь точно”, — подумала я.

Нянечки только и делали, что попрекали меня "тяжестью поступи". "Принцесса ступает легко, как перышко. Что же Вы всю мощь вкладываете в каблук!" Не может человек, обремененный тяжелой душой, ступать легко. Как меня угнетали правила и несвобода, так и Хрута сейчас гнетет его злость и слабость.

В этом месте я чувствую себя свободно, хоть и играют мною морские, как им вздумается. И теперь мне не нужно стучать каблуками, выбивая всю злость о мрамор. Я нашла свое место, сам морской песок меня несет. Я расправила плечи и вырвала руки из его хватки. Меня не нужно вести, я вольна идти сама! Не теряя изящества, я поравнялась со слизняком.

Чаша была намного больше, чем мне представлялось. В такую с легкостью поместится человек!

— Я бы хотел быть вежливее… — Хрут сильнее сжал сверток, напрягая ладони. — К тебе, — полностью обескуражил он.

Глава 20. Часть 4

Я удивленно посмотрела перед собой, затем наморщила лоб, но так ничего и не произнесла. Лишь посмотрела на него искоса. Мы шли по тропе, продолжая приближаться к вершине холма. Теперь я отчетливо видела крышку, которая будто створка ракушки крепилась к чаше с одной стороны.

— Не вижу радости. — Такой ответ подходил ему куда больше.

— И что бы ты сделал, будь ты вежливым? — с сомнением уточнила я.

— Заслужил поцелуй.

Я взаправду думала, что он пошутил и сейчас посмеется или сверкнет зубами в нагловатой улыбке, но Хрут смотрел на меня с серьезным видом. Я не сумела сдержать истерический смех, губы раздулись, выпуская изо рта воздух, как кипящий котелок. Неужто он перегрелся на солнце?

Я промолчала и ускорила шаг, уходя вперед. На земле вместе с камнями рассыпались измазанные грязью ракушки. Будто корни, они проглядывались из земли и цепочкой тянулись наверх. Раковина переливалась на солнце и с каждым шагом открывала высеченные в серебре рисунки, которые все это время прятались внутри. Люди пели песнь. Трогательные слова о девушке, его главной драгоценности, заставляли сердце биться чаще.

“Дай обещанье, дай обещанье.

Бейся, бейся

И сбереги".

Витые канаты удерживали раковину, чтобы она не упала с обрыва. Множество узлов крепилось за нижнюю часть. Веревки длинными полосами тянулись от раковины по земле, они были сплошь усыпаны битыми ракушками вперемешку с белыми жемчужинами. Жемчужные нитки свисали с верхней части ракушки, словно капельки воды стекали с мокрых волос, переливаясь под лучами солнца.

На рисунках, точно так же как в песне, мужчины побеждали чудовище и возвращались домой к своим любимым. Как нанесли такой узор на холодную поверхность я не знала, но захотелось коснуться рукой, вложить пальцы в словно выжженные борозды на серебре и провести по ним. В этих рисунках заложен глубокий смысл, я кожей ощущала, что они, будто надетые на нитку жемчужные бусины, сплетали украшение моей судьбы.

— Где твоя благодарность?! — Хрут нагнал меня и больно дернул за плечо.

Я поморщилась и резко скинула его руку, поворачиваясь к нему. Он зудел как противная муха над тарелкой вчерашней каши. Да еще и просил благодарность?

— Твоя жизнь всецело зависит от меня! — он помахал перед моим лицом сложенным свертком.

Я всплеснула руками, но забрать вещицу так и не сумела. Сколько хотелось гадкого наговорить в ответ! Обида щипала язык, руки тряслись от ненависти.

— Я повторять не намерена. — Выплюнула я сквозь зубы. — Убери руки.

Он саркастически рассмеялся, полностью утратив напускное спокойствие и сосредоточенность.

— Здесь тоже не трогать? — он хотел провести пальцами по моему подбородку, однако я выставила связанные между нами руки. Получилось даже лучше, чем я ожидала. Тесьма на моих запястьях оцарапала его подбородок. Слизняк поморщился и резко провел по лицу, грубо стирая неприятные ощущения.

Невинный сверток в его руках затрещал, глаза налились кровью. Он хотел накричать на меня, возможно, даже ударить, уже поднял сверток к моему лицу и тихо заговорил сквозь зубы. Светлая матерь уберегла меня, я ничего не услышала. Его негодование заглушил новый