Адская ширма - И. Дж. Паркер

— Да, есть немного. А больше продрог и устал, — сказал он. — Ходил на другой конец города купить для Тамако картину. — Он показал ей свиток и взглянул на ее корзину: — А ты, я смотрю, тоже выходила?

— Да. На рынок. Купить что-нибудь к ужину. Давай-ка я проведаю сначала матушку, а потом мы попьем чаю у тебя в комнате, и ты покажешь мне картину. — И она скрылась в доме.

Акитада кряхтя встал, потер обледеневшие уши и заковылял в свою комнату, гадая, зачем сестре понадобилось притворяться, будто она была на рынке, если корзина ее пуста.

У себя в комнате Акитада нашел аккуратно сложенное на подушке элегантное кимоно. Он благоговейно развернул его, любуясь швейной работой сестры. Теперь он был готов по первому зову явиться во дворец и уж теперь точно не осрамился бы перед высокомерной молодежью вроде того юнца в секретариате. Он скинул стеганое уличное платье и примерил новый наряд. Тот оказался ему в самую пору. Он как раз искал пояс, когда в комнату вошла Ёсико.

— Ну как, нравится? — спросила она. — Выглядишь просто великолепно! Сам советник-кампаку будет смотреться бледнее рядом с тобой. Я прямо не могу дождаться, когда ты пойдешь на новогодний церемониал выразить свои праздничные пожелания его величеству.

После этих слов все сомнения Акитады моментально рассеялись.

— Спасибо тебе, милая сестрица, — сказал он, преисполнившись чувства. — Оно прекрасно сшито и, наверное, отняло у тебя много долгих изнурительных часов. Боюсь только, не слишком ли это было для тебя — ведь тебе приходится заботиться о матушке.

Она, улыбаясь, расправила на нем платье

— Пояс… Сюда нужен пояс. И я даже знаю, где взять ткань! Серебристо-серый шлейф батюшкиного парадного кимоно как раз очень подойдет к этому темно-синему.

— Не надо! — поспешил возразить Акитада. — Не надо ничего отцовского! — И, видя ее изумленный взгляд, он нерешительно прибавил: — Не будешь же ты портить его лучшее платье! Только подумай, что скажет матушка.

— Что за ерунда! Оно уже испорчено временем. Так зачем пропадать добру? А матушка ничего не узнает. Я вообще решила, что отныне мы с тобой должны подумать о своем будущем. Хватит уже, довольно мы натерпелись от воли родителей, которым всегда было безразлично наше счастье.

— Ёсико! — Потрясенный до глубины души, Акитада в изумлении уставился на сестру. Она, будучи женщиной и младшим членом семьи, осмелилась взбунтоваться против многовекового семейного уклада, предписывающего детям выказывать неизменное почтение родителям. Такую критику в их адрес он слышал от нее впервые. Он вдруг почувствовал, что она стала для него будто бы чужой. Но что же случилось? Что заставило ее так измениться?

— Ну? Разве я не права? — сказала она, упрямо и решительно выдвинув вперед подбородок. — Разве кто-то из них когда-нибудь выказывал нам свою любовь или заботу? Отец выставил тебя из дома, а матушка запрещала мне выходить замуж, потому что хотела держать меня при себе как дешевую прислугу. Все, чего ты добился в жизни, ты сделал самостоятельно. А что касается меня… — Она отвернулась, и ее голос задрожал. — Мне уже поздно надеяться на счастье.

Сердце Акитады сжалось. Он взял сестру за плечи и повернул к себе.

— А вот и не поздно. У тебя будет отличное приданое, и я сделаю все, чтобы найти тебе хорошего мужа. Вот увидишь, пройдет годик-другой, и ты тоже будешь носить под сердцем ребенка.

— Какой ты добрый, Акитада! — едва слышно прошептала она, потом отодвинулась и громко сказала: — Ну расскажи, как ты провел сегодняшний день, и покажи мне картину, купленную для Тамако.

Он развернул свиток. Ёсико захлопала в ладоши:

— Ой, Акитада, она просто очаровательная! А малыш… Какой восхитительный малыш! Наверное, и Ёри теперь вот такой же. Мне кажется, нам нужно завести для него щенка.

— Ёри будет чуть помладше, но он крупный мальчик для своего возраста. — Акитада прищурился, пытаясь сделать мысленное сравнение. — Черты лица у него тоньше и глаза больше. И волосы будут погуще — даже косички по бокам торчат в разные стороны. А вот ручки и ножки такие же крепенькие… — Он вдруг замолчал и задумался, потом, поймав на себе вопросительный взгляд сестры, сказал: — Я так за них тревожусь, что ни о чем другом думать не могу. Завтра же поскачу им навстречу и выясню, что случилось.

— Но, Акитада!.. — взмолилась сестра. — А что, если?.. — Она осеклась на полуслове, вытаращив перепуганные глаза.

Он понял ее по-своему и поспешил возразить:

— Матушка неоднократно отказывалась принять меня. Не думает же она, в самом деле, что я стану сидеть у нее под дверью, как эти чертовы монахи! А если ей вздумается умереть в мое отсутствие, то тут уж ничего не поделаешь.

— Так-то оно так, но я подумала о дворце. Что, если оттуда пришлют за тобой?

Вид ее обеспокоенного личика вызвал у него улыбку.

— Меня не будет всего день или около того. Просто извинишься и скажешь, что меня отозвали срочным сообщением.

Следующий день выдался холодным и пасмурным, но почтовая лошадь была полна сил, и Акитада, одетый в простеганное ватой дорожное кимоно и сапоги на теплой подкладке, двинулся в путь.

За три недели, что прошли со времени его путешествия по этим местам, горные склоны сменили свое золотисто-бронзовое великолепие на унылые серовато-коричневые краски приближающейся зимы. Только сосны да кедры сохранили зелень, немного потускневшую в сумрачном свете пасмурного неба. Из-за ночных заморозков травы вдоль дороги пожухли, а желтовато-коричневые рисовые поля и вовсе почернели.

Вскоре Акитада добрался до подножия гор и начал крутой подъем. Однажды ему встретился небольшой караван путников, и он остановился спросить, не известно ли им что-нибудь о его семье, но оказалось, что они ехали с юга. Акитада гадал, как долго ему придется скакать. Неужели до самого озера Бива? Так далеко ему лучше не забираться, чтобы не вызвать недовольства при дворе, если вдруг его там хватятся. И зачем только он послушался матушку и вообще ходил показаться туда?!

Наконец он добрался до того места, откуда ответвлялась дорога к монастырю. Дощатая хижина, в прошлый раз показавшаяся ему заброшенной, сейчас была открытой — здесь путникам и паломникам подавали напиться с дороги. Через открытые ставни Акитада разглядел женщину в сине-белом платке и сером переднике — она сидела у крошечного очага, и рядом с ней стояли глиняный кувшин и несколько бамбуковых корзин.

Акитада спешился и привязал коня к дереву. Женщина, молодая и очень смуглая, выбежала ему навстречу.

— Добро пожаловать, господин! — крикнула она, на бегу беспрестанно кланяясь. — Добро пожаловать в приют Милосердных ветров! У нас вы можете отведать самых лучших угощений! Изысканные вина и столичные лакомства! Наши горячие напитки согреют вас после долгого пути. Пожалуйста, господин, заходите, позвольте мне обслужить вас!