Сегун - Джеймс Клавелл

— Сколько же здесь лошадей, капитан? — поинтересовался он.

— Тысячи, Анджин-сан. Десять, двадцать, тридцать тысяч — здесь и по всему замку.

Когда они пересекли предпоследний ров с водой, Блэксорн поманил к себе Михаила.

— Вы поведете меня на галеру?

— Да. Именно это мне и приказано сделать, сеньор.

— И больше никуда?

— Нет, сеньор.

— А кто приказал?

— Господин Кийяма. И отец-инспектор, сеньор.

— Ах, этот! Я предпочитаю, чтобы меня звали Анджин-саном, а не сеньором, отец.

— Прошу меня извинить, Анджин-сан, но я не отец. Меня не посвящали в священники.

— А когда посвятят?

— В свое время, — уверенно ответил Михаил.

— А где Ябу-сан?

— Прошу прощения, но я не знаю.

— Вы должны просто отвести меня на мой корабль, и больше никуда?

— Да, Анджин-сан.

— И тогда я буду свободен? Свободен идти туда, куда захочу?

— Меня просили узнать, как вы себя чувствуете, потом проводить вас на корабль, и больше ничего. Я только посланец, провожатый.

— Богом клянетесь?

— Я только провожатый, Анджин-сан.

— Где вы так хорошо научились говорить по-португальски? И по-латыни?

— Я был одним из четверых… четверых крещеных японцев, посланных в Рим отцом-инспектором. Мне было тринадцать, Ураге-нох-Тадамаса — двенадцать.

— А! Теперь я вспомнил! Урага-сан говорил мне, что вы были среди них. Вы были другом Ураги-сана. Вы знаете, что он погиб?

— Да, я очень огорчился, когда узнал об этом.

— Это сделали христиане.

— Это сделали убийцы, Анджин-сан. Убийцы. Не беспокойтесь, их будут судить.

Через мгновение Блэксорн спросил:

— Как вам понравился Рим?

— Я ненавидел его. Мы все ненавидели… Все в нем… Эту еду, грязь… безобразный вид… Они там все эта — невероятно! У нас заняло восемь лет, чтобы добраться туда и вернуться обратно, и как я был благодарен Мадонне, когда наконец вернулся домой.

— А церковь? Святые отцы?

— Отвратительны. Многие из них отвратительны. Меня просто потрясли их нравы: любовницы, жадность, пышность, лицемерие, невоспитанность… У них две морали — одна для паствы, другая для пастырей. Все это было нам ненавистно… И все-таки я нашел Бога в некоторых из них, Анджин-сан. Так странно… Я нашел правду — в соборах и крыльях аркад… среди священников. — Михаил бесхитростно посмотрел на него — он был переполнен нежностью. — Правда, редко, Анджин-сан, очень редко я находил такие проблески. Но я нашел истину и Бога и знаю, что христианство — это путь к вечной жизни… прошу меня простить, католическое христианство.

— Вы видели аутодафе… инквизицию… Суды, казни ведьм?

— Я видел много ужасных вещей. Очень мало мудрых людей — большинство грешники… Самые дьявольские дела совершаются именем Бога. Но не Богом! Этот мир — юдоль слез и только подготовка к миру вечному. — Он молился про себя некоторое время, потом, набравшись силы в молитве, поднял глаза. — Даже среди еретиков могут быть хорошие люди.

— Возможно… — Блэксорну начинал нравиться этот человек.

Последний ров с водой, последние ворота — главные южные ворота, последний пункт проверки документов — и вот ему отдали бумаги. Михаил прошел под последней опускной решеткой, за ним — Блэксорн. Около замка ждали сто самураев, люди Кийямы. Он увидел распятия… Настроены они явно враждебно. Он остановился. Михаил продолжал идти. Офицер сделал знак Блэксорну выйти из ворот, он повиновался. Самураи сомкнулись за ним и вокруг него, зажав его в середине. Носильщики и торговцы на дороге расступились в стороны и кланялись, не поднимая головы, пока они не проходили. Некоторые с торжественным видом поднимали кресты, и Михаил благословлял их. Они спустились пологим склоном позади похоронной площадки — яма уже не дымилась, — пересекли мост, вошли в город и направились в сторону моря. Среди пешеходов, идущих из города, попадались серые и просто самураи; они неблагожелательно посматривали на Михаила и наверняка задирали бы его, если бы с ним не было столько самураев Кийямы.

Блэксорн шел за Михаилом. Он не боялся, хотя и не прочь был бы сбежать от них всех. Но бежать ему здесь некуда, спрятаться негде, — во всяком случае, на земле. Его единственное спасение — попасть на борт «Эразмуса», пробиться в море — с полной командой, провизией и вооружением.

— Что случилось на галере, брат?

— Я не знаю, Анджин-сан.

* * *

И вот они оказались на улицах города, выходящих к морю. Михаил завернул за угол и вышел на открытый рыбный рынок. Хорошенькие служаночки, толстые бабы, старые дамы, юноши, взрослые мужчины и дети, покупатели и продавцы — все они сначала глазели на него, потом начинали поспешно кланяться. Блэксорн шел за самураями мимо палаток, корзин, бамбуковых лотков: всевозможная рыба — пильчатые и обыкновенные креветки, омары, лангусты, — аккуратно разложенная, иногда плавающая в специальной посуде, еще сохраняла свежесть моря. «В Лондоне, — подумал он, — никогда не бывает так чисто… Ни среди тех, кто продает, ни среди того, что продается». Потом с одной стороны он увидел ряд палаток с едой, в каждой — маленькая жаровня: он сразу уловил запах печеного лангуста…

— Боже мой! — не раздумывая, он свернул в эту сторону. Самураи сразу же преградили ему путь.

— Гомен насаи, киндзиру, — заявил один из них.

— Ие! — резко ответил Блэксорн. — Ватаси табетай дес! Нех? Ватаси Анджин-сан! Нех? Я проголодался! Я, Анджин-сан!

Блэксорн начал протискиваться среди них. Старший из офицеров поспешил его остановить. Михаил быстренько вернулся к ним и стал успокаивающе объяснять что-то, попросил разрешения, и оно было неохотно дано.

— Пожалуйста, Анджин-сан, офицер говорит, что вы можете поесть, если вам хочется. Что бы вы хотели?

— Вот это, пожалуйста. — Блэксорн указал на гигантских креветок, обезглавленных и расколотых вдоль, — мясо было бело-розовым, панцирь вскрыт с большим искусством. — Вот этого. — Он не мог оторвать от них глаз. — Пожалуйста, скажите офицеру, что я не ел почти два дня и внезапно проголодался. Простите.

Продавец, старый человек с тремя зубами и обветренной кожей, в одной набедренной повязке, надулся от гордости, что выбрали его палатку, выложил на поднос пять лучших креветок с аккуратными палочками для еды, а остальные поставил подогреваться.

— Дозо, Анджин-сан!

— Домо. — Блэксорн почувствовал, как у него заныл желудок. Его мутило. Новыми деревянными палочками для еды он взял одну креветку, опустил в соус и с удовольствием съел. Ощущения изумительные…

— Брат Михаил? — предложил он, протягивая тарелку. Михаил взял одну, но только ради приличия. Офицер отказался, хотя и поблагодарил.