София и тайны гарема - Энн Чемберлен

Теперь Сафия слышала его уже совсем ясно… слышала, как Мурад жарко шепчет слова раскаяния, обещая ей новую лошадь, нет, двадцать лошадей, все, что она пожелает! Принц клялся бросить весь мир к ее ногам, только бы она простила его. «Женись на мне, — это все, чего я хочу!» — едва не сорвалось с ее губ. Но Сафия не успела даже пошевелить губами, как новое, неведомое доселе чувство овладело ею. Больше всего оно было похоже на голод. Да, это был и в самом деле голод, но голод иного рода, вызванный его словами, ничего прекраснее которых она доселе не слышала. Он терзал ее, точно дикий зверь, раздирая когтями. Она чувствовала себя, как умирающий от голода человек, которому предлагают подкрепиться сладостями, в то время как он продал бы бессмертную душу за миску с дымящимся пловом.

И вот она снова в его объятиях. Отбросив в сторону ее покрывала, Мурад ощупывал ее тело, не слушая слабых протестов Сафии, уверявшей, что с ней все в порядке. Во время скачки вуаль куда-то исчезла. Вместо едкого запаха сумаха теперь ее ноздрей коснулся аромат горячего мужского тела.

Убедившись, что самой серьезной раной, которую она получила во время падения, оказалась царапина на щеке, он принялся целовать ее дрожащими губами. Потом, все еще не веря, расстегнул кафтан, стал ощупывать ее ребра, грудь — страшась, обнаружить нечто ужасное.

«Как же сильно изменился Мурад с того самого вечера, когда я увидела его в первый раз!» — подумала Сафия. Но переменой этой Мурад был обязан только ей, и сейчас она любовалась им, как любуются делом своих рук. За это время он немного поправился — но это только шло ему и делало его еще красивее. Щеки, когда-то впалые, разрумянились после долгой скачки, глаза сияли, как звезды.

«Женись на мне», — снова промелькнуло у нее в мыслях.

Внезапно Сафия увидела его совсем по-другому, словно он перестал существовать сам по себе, став частью ее самой. Мурад целовал ее, и губы его жадно пили живительную силу с ее уст, будто корни, впитывающие влагу, а душа ее, свернувшись в клубочек, уютно устроилась меж его ладоней.

Чувство, овладевшее ею, оказалось настолько острым и неожиданным, что Сафия чуть слышно ахнула от изумления. Это было похоже на то, как если бы она внезапно утратила часть самой себя. К собственному удивлению, все ее непомерные амбиции, все честолюбивые планы и замыслы будто стекли вниз, горячей волной разлившись в ее тазу. Сафия поверить не могла, что все это происходит с ней… С ней, которая больше всего на свете боялась быть застигнутой врасплох!

Итак, она угодила в засаду, и времени на отступление у нее уже нет. Теперь она пленница… рабыня этого человека. Стиснув зубы, Сафия глухо простонала. Выходит, она ошиблась, и укрепления, которые она возвела вокруг себя, никогда не были достаточно сильными. Во всяком случае, настолько, чтобы не пасть под натиском любви, обрушившейся на нее словно гром среди ясного неба. Она оказалась беззащитной и сейчас тщетно пыталась понять, что ждет ее впереди — и не знала. Не знала просто потому, что никогда не представляла, что такое может случиться.

Да, конечно, ей и прежде случалось испытывать бурную вспышку чувств, и даже пик наслаждения, но тогда это казалось чем-то мимолетным, всего лишь краткой паузой, после которой ею вновь овладевало знакомое безумное желание добиться своей цели. Это было только какой-то не имеющей названия, но мучительной игрой. Обычно то, чего она хотела, оставалось недосягаемым, а обжигающее пламя желания вспыхивало и гасло, не успев разгореться.

Жесткие комья орехов и желудей вдруг впились ей в спину. Сафия опрокинулась на спину, всей тяжестью своего тела вжимая их в землю и чувствуя, как шелк с легким шелестом трется о шелк. В пламени сжигавшего ее желания она чувствовала, что тратить время на то, чтобы стащить с себя одежду, было бы безумием.

Пламя, которым пылала Сафия, перекинулось и на ее возлюбленного. Реакция Мурада была бурной и стремительной. Все произошло мгновенно. Миг — и он прижал ее к земле, и крики Сафии смешались со стоном удовлетворенного любовника. Яростная вспышка Мурада не напугала ее — скорее наполнила блаженным спокойствием. Какое-то неосознанное чувство подсказывало ей: это и есть тот путь, благодаря которому рано или поздно будут удовлетворены и ее собственные желания.

Многострадальный тюрбан Мурада снова распустился. Привлеченные ароматом индиго, над ним с жужжанием кружили мухи. Смятые дубовые листья усеяли голубую ткань, и Сафия подумала, что сейчас тюрбан здорово смахивает на рукав какого-нибудь венецианского щеголя.

Усыпавшие землю орехи и желуди снова больно впились ей в спину. Теперь это почему-то раздражало ее, хотя… Перед глазами Сафии вдруг вспыхнуло воспоминание: когда-то долгими зимними вечерами они любили сидеть у жарко пылающего огня, жаря орехи и запивая их вином. Полузакрыв глаза, Сафия унеслась мыслями в прошлое, на мгновение представив себе, что снова вернулась туда. Руки ее скользили в огненно-рыжих волосах Мурада, пальцы бездумно теребили знакомый хохолок на макушке.

«Сейчас не время для моих желаний. Да и где взять подходящие слова, чтобы помочь моему принцу забыть о том, что произошло здесь… Как сказать ему, что следует жить дальше?»

Поколебавшись немного, Сафия задала ему какой-то вопрос, стараясь придать голосу тон безразличия. А дальше молча слушала, что говорит Мурад.

Мурад не сразу решился упомянуть о случившемся. Но по тому, как внезапно дрогнул его голос, Сафия мгновенно догадалась, что сейчас речь пойдет о том же, что преследовало и ее во время этой безумной скачки.

— Та олениха… — нерешительно начал Мурад.

Казалось, он не может продолжать говорить. Заметив, что ее возлюбленный молчит, Сафия мягко кивнула:

— Я видела ее.

— Да. Она была прекрасна.

— У меня едва не остановилось сердце, когда я заметила ее. Хотя я и была далеко.

— Жаль, что тебе не удалось увидеть ее совсем близко. Какие у нее глаза!

— Глаза гурии из рая, — чуть слышно выдохнула Сафия, зарывшись лицом в его волосы.

На мгновение ей показалось, что сейчас Мурад, возбужденный этой поэтической метафорой, примется осыпать поцелуями ее глаза. Приготовившись к этому, Сафия зажмурилась.

Но Мурад неожиданно отстранился, словно ее прикосновение обожгло его, и одним гибким движением вскочил на ноги. Не оглядываясь, он принялся торопливо натягивать на себя одежду. Сафия озадаченно нахмурилась: она не понимала, какая муха его укусила. Казалось, ему неприятно даже смотреть на нее.

Сафия решила, что ей померещилось. Приподнявшись на локте, она протянула к нему руку.

— Я… мне показалось, что где-то поблизости, в кустах, прячется ее детеныш. Наверняка она вернется, чтобы отыскать его…

Она сразу поняла, что говорить об этом не следовало. Мурад дернулся всем телом и как подкошенный упал на усеянную листьями землю — будто она всадила в него стрелу. Тело принца перегнулось пополам, как будто он пытался скрыть от нее невидимую рану. В своих багряно-золотых одеждах он казался живым воплощением осени.