Всего одна неделя - Линда Ховард

– Вспомни, лейтенант. Мы что-нибудь ели в течение последних... – Я сверилась с часами на приборной панели. – Последних пяти часов? Умираю от голода. А ведь кормить меня отныне твой священный долг.

– Долг? С чего это ты взяла?

– Но ты же забрал меня силой, разве не так?

– Боюсь, что правильнее было бы объяснить ситуацию иначе: как спасение твоей жизни.

– Это уже детали. Мама кормила бы меня просто восхитительно. Ты увез меня от нее, так что теперь ответственность ложится на твои плечи.

– Твоя мама – интересная женщина. Ведь ты специально сделала вид, будто не заметила ее отношения, так ведь?

– Отношения к чему? – не поняла я. Уайатт похлопал меня по коленке.

– Не имеет значения. Твой отец раскрыл мне секрет, как тебя приручить.

– Неправда! – Я пришла в ужас. Папа никак не мог вступить в союз с врагом! Конечно, он не знал, что Уайатт – враг Скорее всего коварный злодей что-нибудь наврал насчет нашей помолвки. Потому-то папа так спокойно и воспринял мое переселение.

– Разумеется, правда. Видишь ли, мужчинам приходится держаться вместе.

– Он не мог этого сделать! Джейсону он никогда не раскрывал никаких секретов! Да их и не существует. Ты все выдумал.

– Ничего не выдумал.

Я выудила сотовый и стала яростно набирать номер родителей. Уайатт тут же протянул руку и спокойно, даже осторожно конфисковал у меня средство связи и сунул телефон в карман.

– Отдай сейчас же! – Раненая рука очень мешала, так как Уайатт сидел слева. Я попыталась было повернуться на сиденье, но не смогла вовремя убрать руку и задела плечом о спинку. Из глаз посыпались искры.

– Полегче, детка, полегче. – Успокаивающий голос Уайатта проник сквозь волны боли, но раздавался он справа, и это сбивало с толку.

Несколько раз глубоко вздохнув, я открыла глаза и обнаружила, что голос раздавался справа потому, что Бладсуорт заглядывал в открытую пассажирскую дверцу. Машина стояла на дорожке, мотор все еше работал, а впереди маячил темный дом.

– Ты что, собираешься потерять сознание? – поинтересовался Уайатт, осторожно возвращая меня в прежнее положение.

– Нет, но зато меня сейчас вырвет прямо на тебя, – честно призналась я и, закрыв глаза, откинула голову. Боль и тошнота постепенно отступили.

– Лучше воздержись.

– Думаю, особой угрозы нет. Я же ничего не ела, забыл?

– Если не считать четырех штук печенья.

– Они уже давно переработаны. Так что ты в безопасности.

Уайатт провел рукой по моему лбу.

– Вот и хорошо.

Он закрыл дверцу и, обойдя машину, снова сел за руль.

– Разве это не твой дом? – растерянно спросила я. Неужели он свернул на первую попавшуюся дорожку?

– Разумеется, мой. Но только машину я оставляю в гараже.

Он нажал на кнопку дистанционного управления, и в тот же миг вспыхнул яркий свет, а в боковой стене дома начали подниматься ворота. Бладсуорт медленно тронулся с места. Потом аккуратно повернул вправо и бережно поставил машину на место. Еще одно нажатие кнопки – и ворота за нашими спинами бесшумно опустились.

В гараже царил идеальный порядок, и это обстоятельство произвело на меня сильное впечатление. Ведь, как правило, гаражи очень быстро превращаются в свалку. Гараж Уайатта представлял собой исключение.

Справа красовался верстак, а рядом с ним – красный шкафчик для инструментов со множеством ящиков и ящичков. На стене над верстаком стройными рядами висели молотки, молоточки, пилы, пилки, ножовки и масса иных предметов странного вида и непонятного назначения. Я внимательно их разглядывала, пытаясь решить, знает ли сам хозяин, что делать с этим богатством. Игрушки мужчин. Занятно.

– У меня тоже есть молоток, – гордо заявила я.

– Не сомневаюсь.

Ненавижу снисходительный тон. Уайатт сказал это так, что сразу становилось ясно: мой молоток и в подметки не годится даже самому скромному из его молоточков.

– Он розовый.

В этот самый момент Бладсуорт вылезал из машины. Услышав о розовом молотке, он замер на полпути – одна нога снаружи, а вторая внутри.

– Но такого просто не должно быть! Это извращение!

– О, ради Бога! Еще никто не принимал закона о том, что инструменты непременно должны быть безобразными.

– Инструменты вовсе не безобразны. Они функциональны. А потому должны выглядеть именно так. По-деловому. Они не имеют права быть розовыми.

Разгневанный лейтенант полиции наконец-то покинул машину, захлопнул дверцу и, обойдя вокруг, решительным шагом приблизился ко мне.

Я открыла свою дверцу и постаралась говорить громче, чтобы оппонент хорошо слышал каждое слово.

– По-моему, твое отвращение к инструменту не только функциональному, но и привлекательному – это... м-м-м... – Дальше пришлось смотреть на Уайатта поверх его руки, которой он крепко зажал мне рот.

– Расслабься. О молотках поспорим немного позже, когда ты не будешь выглядеть так, словно сию минуту упадешь в обморок.

Не убирая руки и вопросительно подняв брови, Уайатт ждал моего согласия.

Мне ничего не оставалось делать, как кивнуть. Он тут же убрал руку, отстегнул ремень и бережно вынес меня из машины. Последовательность действий оказалась не слишком продуманной: сначала следовало бы отпереть дверь в дом, а уже потом брать меня на руки. Однако Уайатт прекрасно справился с задачей, причем без моей помощи. Да я и не могла помочь: правая рука оказалась прижатой к его груди, а от левой не было никакого толку. Завтра, возможно, она и начнет немного повиноваться, но сегодня... По собственному горькому опыту я знала, что сразу после травмы мышцы категорически отказываются действовать.

Уайатт вошел в дом, локтем включил свет, затем прошел в кухню и посадил меня на стул.

– Ни в коем случае не пытайся встать. Сейчас я принесу вещи, а потом сам доставлю тебя туда, куда прикажешь.

С этими словами моя добросовестная сиделка снова направилась в гараж, а я задумалась, не сообщил ли доктор Уайатту о моем состоянии чего-то такого, о чем не сказал мне самой. Неужели так уж необходимо носить меня на руках? Конечно, в машине я совсем расклеилась, но это только потому, что потревожила больную руку. А сейчас самочувствие можно было считать почти нормальным, если бы не слабость и не боль в руке. Слабость пройдет завтра. Так бывало всегда после донорской процедуры. Она и сейчас не очень сильная – так, всего лишь легкое недомогание. Чем же тогда объяснить приказ не вставать ни под каким предлогом?

И вдруг меня осенило: телефон!

Я оглянулась и увидела на стене обычный стационарный телефон с длинным проводом, способным дотянуться в любой конец кухни. О Господи! Что мешает поставить новый, беспроводной? Было бы куда симпатичнее.