Сова, которой нравилось сидеть на Цезаре - Мартин Уиндроу

Цвет верхней поверхности крыльев Мамбл определялся цветом первостепенных и второстепенных маховых крыльев – менялся от средне-коричневого через бледно-коричневый до палевого на кончиках. На каждом крыле выделялись пять-шесть неровных темно-коричневых полосок. От передней кромки внутренней части крыла шли перекрывающиеся ряды бархатисто-коричневых кроющих перьев, размеры которых увеличивались от передней кромки к корпусу. Эти перья прикрывают основания второстепенных и первостепенных маховых перьев. Изнутри сохраняется та же маскировочная окраска, что и снаружи, но она бледнее, словно сбрызнута бледной серовато-кремовой краской.

Мамбл обычно раскрывала полностью только три части своих крыльев, когда перелетала куда-либо или просто разминала крылья. Все остальное время она плотно прижимала две внешние трети – от «локтя» до «запястья» и от «запястья» до «кончиков пальцев» – к корпусу перевернутой буквой «V». Первостепенные крылья уходили под второстепенные. В обычном положении покоя толстая, густо оперенная верхушка этого V могла показаться плечом, но на самом деле это было согнутое «запястье», плотно прижатое к боковой стороне невидимого плечевого сустава. Большую часть времени сова держала «предплечье» рептилии плотно прижатым к телу между плечом и «локтем». Она лишь частично вытягивала его, чтобы пошевелить двумя внешними отделами крыла под густым сложенным веером оперением.

* * *

Когда Мамбл как-то вечером патрулировала пол гостиной, ее гордая походка неожиданно напомнила мне персонажа из японского фильма о самураях. Подобно воину в исполнении Тосиро Мифунэ, Мамбл производила впечатление существа, которое готово в мгновение ока яростно наброситься на любого воображаемого противника. Она гордо подняла голову и откинула ее назад, выставив «подбородок». Мамбл бросала короткие взгляды в разные стороны. В какой-то момент я представил напряженную руку, лежащую на ножнах с самурайским мечом.

Сходство еще больше усиливалось другим фактором – перья совы действительно напоминали доспехи японского самурая XVI века. И оперение совы, и доспехи состояли из множества мелких элементов – у самураев были соединенные вместе полоски железа, а у Мамбл – отдельные перья. Эти элементы собирались в несколько более крупных. Некоторые богатые даймё носили блестящие, покрытые лаком кирасы, поражающие воображение тонкостью цветового решения. В первые два месяца жизни Мамбл была покрыта детским пухом, словно носила детский комбинезон. Все ее оперение двигалось (если вообще двигалось) как единое целое. Когда же пух стал сменяться перьями, наблюдать за движением отдельных частей ее оперения стало чрезвычайно увлекательно.

Движением мышц Мамбл могла не только сжимать или расправлять перья на разных частях своего тела, но еще и самостоятельно перемещать «пластины доспехов» в других местах. Когда она тянулась к перьям в нижней левой или правой части живота и поднимала их вверх, то половина перьев на груди опускалась, а вторая оставалась неподвижной. Этот эффект был особенно заметен на перьях верхней части спины, прикрытой задними кромками сложенных крыльев. Эта «шаль» обычно напоминала единое целое, но иногда я видел, как сова разделяет ее на левую и правую половины. Сова могла сжать их, чтобы поухаживать за собой, а могла раскрыть и поднять, распахивая крылья. Когда она снова их складывала, «шаль» опадала и разделялась пополам, пока крылья снова плотно не прилегали к телу. Тогда сова встряхивалась и соединяла половинки «шали» в одну плотную ровную поверхность.

В такие моменты я понимал, что моя соседка не просто красива – она являет собой исключительный пример совершенной от природы функциональности.

Самыми важными моментами дня Мамбл, конечно же, были те, что связаны с естественными потребностями жизни: кормление, переваривание питательных веществ, избавление от того, что не представляло питательной ценности, и уход за собой, то есть поддержание оперения в идеальном состоянии. Все остальное время бодрствования сова проводила за наблюдением за окружающей средой и – особенно в молодости – в воинственных играх.

* * *

С первых дней жизни Мамбл в моей квартире она могла проглотить целого цыпленка, поэтому я был избавлен от неприятной обязанности резать их ножницами пополам, как для Веллингтона. Судя по весу моей совы, ей нужно было около ста десяти грамм пищи в день, поэтому базовый рацион состоял из двух цыплят. Естественно, эта цифра могла изменяться, поскольку Евросоюз еще не принял закона, согласно которому все цыплята должны иметь стандартный вес. Обычно я кормил сову поздно вечером, но потом стал делить цыплят между ужином и завтраком. В дневниках я не нашел этому объяснения. Наверное, это придумала сама Мамбл, но, возможно, так я пытался стимулировать сову быстрее забираться в корзину-переноску для того, чтобы оказаться в клетке на балконе. Я торопился на электричку, и у меня просто не было времени на уговоры. Тогда я об этом не задумывался, но потом понял, что тем самым дублировал время переваривания пищи. К счастью, это не причиняло ей вреда, поскольку иногда она просто оставляла часть цыпленка, чтобы полакомиться им позже. Но я так и не сумел вычислить, где и когда она решит заняться туалетом.

В первые наши совместные ночи я клал ее ужин прямо в клетку на кухне, чтобы заманить ее туда и запереть на ночь. Но очень скоро это стало ненужным. Стоило мне свистнуть или достать мороженого цыпленка из морозильника и включить теплую воду, сова мгновенно прилетала в клетку и нетерпеливо ждала, когда я подам ей ужин. Порой она раздраженно приговаривала, недовольная моей медлительностью. Если утреннего цыпленка я предлагал Мамбл уже в балконной клетке, сова наклонялась вперед так нетерпеливо и решительно, что для сохранения равновесия ей приходилось расправлять крылья и бить ими. Она наклонялась под углом в сорок пять градусов, но лапки ее продолжали сжимать жердочку. Как настоящая гаргулья, сова хватала цыпленка клювом и принимала обычное положение. Там она прижимала цыпленка одной лапкой и придерживала его когтями, готовясь подняться на свою полку, где наклоняла голову и начинала есть. Если цыпленок выскальзывал и падал на пол клетки, Мамбл камнем кидалась вниз и стояла над ним, защищая свою добычу крыльями и яростно оглядываясь вокруг. Потом она хватала цыпленка и снова поднималась на свое место.

Мамбл не возражала, когда я смотрел, как она ест. Цыпленок поглощал ее внимание целиком и полностью. Она придерживала его одной лапкой и наклонялась, чтобы оторвать от него кусочек. Каждый раз сова поднимала голову и вытягивала шею, чтобы легче было проглотить пищу. Наклоняясь, она закрывала глаза, а поднимаясь, приоткрывала их. Пищу Мамбл проглатывала за два больших глотка. Она часто оставляла ножки напоследок. Видеть, как она начинала их есть, было не совсем приятно – ножка заканчивалась крохотной, почти человеческой ручкой. И эта ручка – или обе сразу – торчали у нее из клюва, пока не исчезали с последним глотком. Закончив есть, она обычно «умывалась» – чистила клюв о жердочку, чтобы избавиться от засохшей крови и желтка. (Мамбл часто кусала и терлась о жердочки в перерывах между кормлением – наверное, точила клюв. Если верхняя часть клюва окажется слишком длинной, сове неудобно будет есть. Больше всего ей нравилось точить клюв о кромку большого соснового подноса в гостиной.)