Сильнейшие - Лорен Робертс

class="p">Смерть мягкая, какой никогда не была жизнь. Я смотрю в небо, видя, как звезды плывут перед глазами. Какой красивый вечер в Форте.

Четыре, пять, шесть…

Буду считать секунды до следующей встречи с ней.

Буду считать звезды, пока не увижу Мака, сверкающего рядом со мной.

Звезды подмигивают, приветствуя меня дома.

А на восьмой секунде нет ничего.

Глава двадцать вторая

Макото

Сердце пропускает несколько ударов и замирает, когда я вижу её, стоящую там, на песке.

Не могу дышать, не могу думать, ничего не могу, кроме как беспомощно смотреть на фигуру вдалеке. Это не может быть правдой. Адина — самая невинная из всех, она меньше всего заслуживает смерти.

Мимо проходит Гвардеец, пихая меня плечом так сильно, что я хватаю его за руку. Он резко оборачивается, в его глазах вспыхивает гнев. Я никогда не стремился к общению со стражниками, но сейчас сжимаю его локоть и рычу:

— Она не преступница. Какого черта она там делает?

Мужчина фыркает и отталкивает меня. Не будь я так потрясен, не позволил бы ему это сделать.

— Приказ короля, трущобник, — он скалит зубы в попытке казаться угрожающим, — Схватишь меня еще раз, и я брошу тебя туда, к ней.

— Что ж, в таком случае… — я ловлю его руку, выкручивая её с такой силой, что Гвардеец охает.

Он отшатывается, в его широко распахнутых глазах плещется ненависть.

— Да как ты…! — он внезапно замолкает, и, когда его глаза сужаются, я ожидаю худшего. — Хотя, если подумать, тебе будет куда больнее просто наблюдать за тем, как она умирает.

В груди становится тяжело от его слов, и прежде чем успеваю сделать что-то опрометчивое, он разворачивается на пятках и уходит. Я смотрю ему вслед, прерывисто дыша со вспотевшими ладонями.

Медленно поворачиваюсь к арене, опасаясь того, что я там найду. Мой взгляд останавливается на ней, и я вижу, что ее руки связаны за спиной веревкой.

Но мое внимание приковывают ее пальцы. Они не такие, какими я их запомнил после долгих часов наблюдений за тем, как она шьет.

Я щурюсь, прикрывая глаза от слепящего солнца.

А затем снова хватаюсь за поручень, чтобы устоять на ногах.

Ее пальцы кривые, опухшие и сломанные. Пальцы, которыми она шила. Они сломали её талантливые пальцы.

Эмоции подкатывают к горлу, отчего мне трудно глотать.

Ее красивые руки. Прекрасные руки, которые касались моего лица, создавали бесчисленное количество одежды, хлопали в ладоши, радуясь мелочам.

Которые теперь никогда не будут прежними..

Я качаю головой, борясь с поступающими слезами.

Нет, это не может быть правдой. Почему это происходит именно с ней?

На краю арены, утонувшей в зелени, появляется неясная фигура. Жмурясь от непролитых слез, я наклоняюсь через перила и замечаю смутно знакомый силуэт.

Пэйдин.

Рискованно, но я позволяю надежде вновь разжечь моё сердце, заставляя его биться. Если я хоть немного знаю её, то Серебряная Спасительница никогда не причинит вреда своему самому близкому человеку. Надеясь лишь на это, я наблюдаю за тем, как она мчится по песку к спотыкающейся Адине.

Я молюсь всем, кто готов услышать. Умоляю от всей души. Предлагаю свою жизнь вместо ее.

Но, похоже, никто меня не слышит. Никто даже не пытается услышать меня, внять моим мольбам.

Потому что ей в спину вонзается ветка.

Я кричу.

Вопль разрывает мое горло, заставляя сотни голов повернуться в мою сторону.

Не могу отвести взгляд, не могу смотреть не на что, кроме крови, стекающей с ее спины. Ветка пронзает её насквозь, выступая из груди в том месте, где бьется прекрасное сердце.

Когда ее колени касаются песка, мои касаются бетона. Слёзы текут по моему лицу, и я вижу, как Пэйдин падает на землю рядом с ней. Смотрю, как она обнимает её кудрявую голову, цепляется за ее изломанное тело.

Как же больно не держать ее в своих объятиях. Сердце разрывается, зрение мутнеет. Коробочка в моём кармане тяжелеет. Она все еще лежит у груди, рядом c искалеченным сердцем.

Иголке уже никогда не повезет оказаться под ее пальцами.

И мне тоже. Никогда.

Сквозь настойчивый звон в ушах я едва слышу отчаянные крики Пэйдин, но продолжаю смотреть, не осмеливаясь отвести взгляд, пока она действительно не покинет меня навсегда.

Ее глаза устремлены к небу. Представляю, как эти большие карие глаза смотрят на меня так, как я любил, и хочу помнить их именно такими.

Теперь взгляды всех Наблюдателей устремлены на неё, а экран живо передает момент ее смерти, чтобы все могли увидеть.

Я прикрываю рот дрожащей рукой, пытаясь заглушить рыдания. Она медленно моргает, глядя на небо, ее веки c каждым вздохом становятся всё тяжелее.

Она считает звезды.

Я сломлен.

Все во мне, каждая частица моей души, разрывается от этой мысли. Меня сотрясают рыдания, когда я хватаюсь за перила на дрожащих ногах.

Как хорошо, что я подстриг ей челку. Кривые пряди касаются ее лба, позволяя карим глазам видеть звезды. Звезды, которые она теперь считает в последний раз.

Я не стыдясь плачу по ней. По девушке, сияющей так ярко, что даже солнце меркнет по сравнению с ней. По девушке, в которую я безнадежно влюбился. По девушке, которая заслуживала счастья.

— Просто считай звезды, Дина, — выдавливаю я слова, шепча их ветру, уносящему ее душу вдаль от меня. — Просто считай звезды.

И я считаю вместе с ней.

Один, два, три…

Только я считаю секунды до нашей новой встречи.

Четыре, пять, шесть…

Я буду считать, пока не окажусь на небе рядом с ней.

Семь, восемь, девять…

И внезапно я желаю, чтобы этот момент настал как можно скорее.

Десять, одиннадцать, двенадцать…

Чувствую, как её сила вспыхивает и угасает.

А затем я смотрю, как она умирает. Вижу, как жизнь уходит из ее смуглого тела, как свет покидает ее глаза.

Связь разрывается. Ее способность ускользает из моих пальцев. Оставив меня холодным, дрожащим и безутешным.

Я больше никогда этого не почувствую. Никогда не почувствую её.

Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать…

Когда рука Пэйдин мягко закрывает ей глаза, навсегда пряча её от мира, я встаю и, спотыкаясь, на дрожащих ногах, покидаю арену.

Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать…

Слезы застилают мне глаза; ярость кипит в крови. Сворачиваю в бетонный тоннель, ведущий в мир за пределами арены. В мир без нее. В мир, в котором ее больше нет.

И я не уверен, что смогу жить в этом мире.

Девятнадцать, двадцать, двадцать один…

Мой плач эхом отражается от