Непридуманная сказка - Яна Перепечина

- У нас тоже часто. Мы почти никогда не успеваем даже документы в банк отправить. За последние годы от нас ни одному малышу не пришлось в Дом малютки уехать. Все только с родителями по домам.

- Этим детям очень повезло родиться у вас…

- Да что мы? Это волонтёры, усыновители, знакомые. Рассказывают о нас, и люди приходят, - она устало села на кровать и принялась перезакалывать растрепавшиеся седеющие уже волосы. На плечо упала длинная, просто-таки девичья коса. Валентина Павловна ловко закрутила её в свободный пучок. Вадим смотрел на эту маленькую немолодую женщину, и чувство восхищения поднималось из глубины души.

- А как… - он прокашлялся, чтобы перебороть спазм, внезапно сжавший горло, и продолжил, - я всё хотел спросить, а как вы начали заниматься отказничками? Ну, в смысле, пристраивать их? И когда?

- Да как и когда начала?.. – Валентина Павловна, будто бы сама впервые задумавшись об этом, пожала плечами. – Давно… Сейчас тебе точно скажу… В восемьдесят девятом… Да, правильно… У нас девочка тогда лежала отказная. Сердечко у неё барахлило. Уж мы её выхаживали, добились, чтобы ей операцию необходимую в центре Бакулева сделали, всё хорошо было. А потом её перевели в Дом ребёнка. Там она вскоре умерла… Да ещё вышло так… Тяжело вышло…

Я приехала её проведать, а мне и сказали, что она… накануне… Не потому, что уход плохой или не уследили. А от тоски, я думаю… Я тогда так плакала. Вышла, села на крыльцо и разревелась. Порыдала, а потом сама себе сказала: никогда больше не отдам ребёнка сюда, только родителям. Как будто зарок себе дала такой. Как будто… Как бы сказать… Как будто задачу перед собой поставила. Вот после того случая я и начала…

Вадим молчал, прижимая к себе Полину. Валентина Павловна встала, подошла к окну, и он вдруг понял, что она прячет от него слёзы. Через пару минут она снова заговорила, быстро, сбивчиво, будто боясь забыть о чём-то очень важном, не сказать:

- Лежат у нас родители с детками, подойду, говорю: посмотрите у нас отказные детки, возьмите, хорошие! Вот так вот и говорю: возьмите! – она маленькой, сухой от воды, мыла и антисептиков ладонью сердито вытерла глаза и повернулась к нему.

– Лежала одна мать. Со своим сыном лежала. Пришла посмотреть на отказничка и не смогла его забыть – взяла ребёнка себе. У меня и пошло дело! Я стала по мамочкам ходить. «Возьмите!» – прошу. Начинаю говорить: «Мамочки, а может, кому из знакомых ребёночек нужен будет, посмотрите, какие детки, посмотрите!» Посмотрят, кому-то скажут – люди к нам и идут. И вот так вот пошло.

У меня всегда была единственная выгода: чтобы дети попали в семьи. Единственная… Ведь как им в семье хорошо! И когда самые первые родители взяли мальчика, который у нас лежал, какой он стал ухоженный, какой хорошенький!

Она уже не сидела, а быстро ходила по палате, поправляя то одно, то другое.

- У меня душа неспокойна, если детки у нас лежат. Меня куда только не звали на работу, и по конкурсу я на очень хорошее место прошла. Но меня как будто что-то останавливало, как будто это не мой путь. Мне деток жалко – сил нет. Была б моя воля, я бы их всех удочерила и усыновила. Мысли такие часто были. Но я не потяну… А батюшка мне всё время говорит: «Валентина Павловна, вы на своём месте! Вот и делайте то, для чего вы призваны».

- А… много уже детей пристроили? – Вадим снова вгляделся в лицо блаженно спящей малышки, которая скоро должна была стать их с Ангелиной дочерью уже официально. И ему стало страшно при мысли, что ушла бы из этой бедной подмосковной больнички маленькая, удивительная, на грани святости женщина. Где бы тогда они искали свою дочь, которую заплутавший аист почему-то доставил сюда, а не прямо к ним? И усмехнулся: а ведь Валентина Павловна – помощница аиста!

- Ой, а детей сколько… - Валентина Павловна, ничего не знавшая о своём новом титуле, виновато улыбнулась. – Я даже не знаю, у меня фотографий целая пачка. Я ведь раньше сама их фотографировала для регионального Банка, а потом у меня фотоаппарат здесь украли. Новый пока купить не получается. За эти годы столько детей, столько историй, столько семей… Ты знаешь, все дети, которых взяли, они, конечно, благодать несут. И они, и родители. Господь, конечно, не оставляет никогда. Сколько было таких случаев, в какие и поверить сложно.

Вот все говорили одним родителям: не берите эту девочку, девочка такая плохая, больная, слабенькая. А я убеждала: возьмите! Взяли они её. И девочка необыкновенная оказалась, замечательная, школу с золотой медалью в этом году окончила, родителей обожает. Это я не к тому, какая я молодец, а про то, какие чудеса бывают. Я их вижу чуть не каждый день, чудеса эти. Такая у меня необыкновенная работа.

Ведь так много деток бросают. Бывает, если документы, статус у ребёнка есть, то его сразу и забирают. Вот придут, подержат, посмотрят и всё – берут. Некоторые усыновители даже остаются ночевать здесь, чтобы ребёнка больше не оставлять одного ни на миг.

У нас даже и из отделения врачи, медсёстры несколько детишек взяли. Дети эти уже выросли. Все хорошие. Хочешь верь, хочешь не верь. Бог усыновителям и их детям всегда помогает… Знаешь, как говорят, сироту пристроить, что храм построить...

- Сколько же вы тогда построили… - тихо откликнулся Вадим.

- Ну, что ты… Я-то ведь только ищу пап и мам для наших деток, а вот родители, они настоящие подвижники…

- А детей с проблемами берут? Ну, не очень здоровых?

- Ну, вы-то берёте же. Сколько вас Светлана Владимировна пугала?

- Минут сорок.

- Вот-вот, я про это и говорю. И Ольга Анатольевна ведь тоже.

Вадим кивнул. Валентина Павловна понимающе улыбнулась.

- Так что всяких берут. Знал бы ты, как много больных деток! С пороками какие дети. Мне их так жалко, просто невыносимо. Им родителей в первую очередь ищем. И ведь находим! Представляешь: не можем родителей подыскать. А стоит только покрестить нам ребёночка, причастить – и тут же папа с мамой сами приезжают. Будто из ниоткуда. Много раз уже подмечали.

Как-то пришла одна женщина. Это моей подруги невестка. Им с мужем уже по тридцать пять лет было, а детей не родили. Она бизнесом занимается и нам помогала и помогает по возможности.

И в тот раз она привезла нам памперсы для отказничков. Не впервые. И до этого тоже привозила. Но как-то всё… привезёт, отдаст и уходит. А в этот день она пришла и смотрит. Может, уже что-то в голове, в сердце у неё было. Говорит: «Это вот эти детки?» Отвечаю: «Да, они». Я взяла одного на руки, а в этот момент меня к телефону позвали. И можно было положить малыша в кроватку. Но я вижу, что у неё глаза блестят как-то… как у матери, когда она на своего ребёнка смотрит. И я ей малыша дала в руки. И сказала: «Вот этот с пороком сердца, ему плакать особенно нельзя».

Сказала, а сама думаю: испугается, не возьмёт. Я понимаю, что реакция разная бывает, не каждый может больного малыша взять. А тут возвращаюсь и вижу – у неё текут слёзы. Спрашивает меня: «А можно это сердечко вылечить?» Отвечаю: «Конечно, можно». Она: «А как?» Говорю: «Сначала надо носить его гулять, но это если вы взяли ребёнка, прижали и что-то чувствуете». Она головой кивает: «Да, я чувствую. Я не могу его отдать. Я его беру». Я ей отвечаю: «Но ведь это очень большая ответственность».