Садовник - Стефани Бодин

Занавешенное окно у него за спиной, скорее всего, выходило в зеленую комнату с книгами — я был почти уверен в этом.

Сидящий за столом мужчина смотрел на меня. Не просто смотрел, а разглядывал, изучал; его глаза были так напряжены, что на лбу образовались морщинки. Он словно старался запомнить меня.

Мне показалось, он разглядывает шрам, и я невольно прикрыл щеку рукой.

— Добро пожаловать. Меня зовут Соломон.

Соломон. Незнакомое имя.

— У тебя шрам. Беспокоит?

А голос как раз знакомый…

— Больше нет. Не беспокоит. — Я сглотнул. — Успел привыкнуть.

— Он — часть тебя.

— Да.

Где я слышал этот голос?

И тут до меня дошло.

Отшатнувшись, я схватился за стул.

Впервые я услышал его, когда мне было пять, а затем слушал сотни раз. Он читал книжку «Как зайчонок убегал».

Соломон — мой отец.

Значит, мой отец — Садовник.

Пораженный догадкой, я буквально рухнул в мягкое зеленое кресло у основания подиума и неотрывно смотрел на улыбающегося человека.

— Рад встрече с тобой, — произнес он.

Я словно онемел. Да и что тут скажешь?

— Понимаю, ты удивлен. — Он озадаченно потер подбородок. Наверное, подумал, что я лишился дара речи.

Я выпрямил спину и попытался собраться с мыслями. Хоть вопрос и крутился у меня на языке, задать его в лоб я не мог…

— Хочешь спросить, правда ли, что я твой отец?

Я кивнул.

— Это так, — улыбнулся Соломон, — тут уж ничего не поделаешь.

Из ящика стола он вынул пачку фотографий, выбрал одну и показал мне. На снимке был я в шестом классе. Он показал еще несколько моих школьных фоток:

— Их присылала твоя мать.

— Но как…

— Она была моей сотрудницей. А на работе люди порой влюбляются друг в друга. Потом она исчезла. К счастью, мы нашли ее и вернули.

— Почему? — спросил я.

— Почему исчезла? У нее должен был родиться ребенок — ты, — и она не хотела, чтобы кто-нибудь об этом узнал.

Ко мне вернулся голос:

— Не хотела, чтобы меня забрали в проект?

— Она думала, что я ее заставлю.

— Вы пытались?

Он сдвинул брови:

— Конечно нет. Думаешь, вы жили бы так, как живете сейчас?

Я покачал головой.

— Я любил твою маму и уважал ее желания. Лишь попросил не уезжать из Мелби-Фоллз.

— Попросили? Или потребовали?

— Я не чудовище. — Соломон набрал полную грудь воздуха и выдохнул. — Устроил ее на работу в «Тихую гавань». И назначил ежемесячное пособие.

Те самые сбережения, о которых говорила мама. Все-таки она не лгала.

— Но вы перестали его выплачивать. Я читал уведомление.

Он нахмурился, затем быстро написал что-то на листке бумаги.

— Странно. Скажу Еве, пусть разберется. — И он снова стал рассказывать о маме: — У нее была возможность продолжать участвовать в проекте и воспитывать тебя, как она считала нужным. К тому же я знал, что не смог бы стать для тебя хорошим отцом, который завтракает вместе с семьей, уходит на работу, а вечером возвращается и играет с сыном в мяч во дворе.

Подумать только, именно это я всегда себе и представлял. Сколько раз я спрашивал маму, почему у всех есть папы, а у меня нет…

— Почему? Почему не смогли бы?

Он вытянул вперед руку ладонью вверх:

— Потому что полностью посвятил себя работе. Моя работа — здесь.

— С автотрофами?

Он кивнул:

— Я не мог допустить, чтобы семья отвлекала меня от столь важного дела. Но мне необходимо было знать, что вы рядом… — Соломон указал на полку, уставленную DVD-дисками: — Возьми любой. Вот компьютер.

Пробежав пальцами по футлярам, я выбрал диск, вставил в компьютер и нажал воспроизведение. Из динамиков тотчас понеслись аплодисменты и крики. На экране я в зеленой форме с номером 45 толкал игрока в черном, чтобы дать нападающему возможность занести решающий мяч за линию розыгрыша. Прошлогодний матч против команды Вудленда.

— Вы смотрели, как я играл?

— Конечно. Все до единого матчи. У тебя неплохо получается.

На экране запасные игроки выбежали на поле, окружили меня и нападающего, мы радостно прыгали и орали, празднуя победу. Я не мог сдержать улыбку.

Монитор погас, и я снова сел в кресло:

— У меня тоже есть ваша запись.

Интересно, помнит ли он?

— Мне не стоило делать этого. — Длинные пальцы постучали по столу. — Наверное, я действовал как эгоист. Хотел, чтобы ты знал обо мне.

— Там даже нет вашего лица.

— Ты о чем?

— О записи. Снято только ниже шеи.

— Так. Никогда не разбирался в этих вещах. — Он посмотрел на свои руки. — Снял все сам, быстро. Когда меня одолела тоска. Даже кассету отправлять не хотел. Честно говоря, удивлен, что мама тебе ее показала…

Она бы и не показала, если б не соседский пес. Я медленно покачал головой, пытаясь сосредоточиться. Какой простой ответ на все вопросы, мучившие меня всю жизнь.

«Мам, почему у меня нет папы?» — «Что тут скажешь, малыш… Он хотел сделать из тебя подопытного кролика, но я не разрешила».

Вот она — нелепица, полностью объясняющая мою жизнь.

В голове не укладывается.

Я пробежал рукой по ряду дисков, читая подписи. Не пропущено ни единого футбольного матча, ни единого праздника в школе… Вся моя жизнь. Отец видел все. И все обо мне знал.

Плечи мои поникли, я закрыл лицо руками.

Хуже того, маме было известно, что он знает меня. Как можно скрывать такое от ребенка? Особенно если он достаточно взрослый, чтобы понять.

Возможно, это и есть вся тайна. А может, правда еще страшнее.

Стоило ли удивляться, что мама пьет.

— Прости, Мейсон.

— Прекратите! — крикнул я, все еще закрывая лицо. Затем убрал руки и произнес, тыча в него пальцем: — Не надо разговаривать так, словно вы меня знаете. Вы знакомы со мной не больше, чем тот… кто снимал это с улицы. — Я прижал ладонь к груди. — Вы не знаете обо мне главного.

— Хочу узнать, — отозвался он тихим голосом.

Я пристально посмотрел на него:

— Не поздновато? — И отвернулся.