Обретая суперсилу. Как я поверил, что всё возможно. Автобиография - Дж. Майкл Стражински

– с книгами. Я выбросил свои немногочисленные игрушки, потому что большинство из них уже были ни к чему пятнадцатилетке.

Когда я уже заканчивал паковать вещи, я вдруг заметил, что Миднайт стоит сзади, у двери в мою комнату. Ей всегда нравилось сидеть и наблюдать за тем, что я делаю, но на этот раз все выглядело по-другому. Она смотрела так, как будто пыталась о чем-то попросить и что-то мне объяснить. Я позвал ее по имени, но Миднайт повернулась и пошла вниз по лестнице. Она двигалась медленно и явно с трудом. Я последовал за ней и вышел на улицу. Через пару секунд ее начало ужасно рвать, все ее тело сокращалось в сильных спазмах. Она пыталась опустить мордочку в прохладную траву в поисках облегчения, но это не помогало. Я подбежал и принялся гладить ее, называя по имени. Кошку трясло, мускулы сокращались и расслаблялись, а глаза смотрели куда-то мимо меня. Как ни странно, она тогда мурлыкала, словно в попытке утихомирить боль. Я рыдал, уткнувшись лицом в ее мягкую шубку.

А потом ее глаза потухли и ее не стало.

Я обернулся и обнаружил, что все это видел мой отец, который стоял на заднем крыльце. В его глазах царило полное безразличие.

– Я выносил коробки из гаража и нашел крысиный яд.

Я отложил его в сторону, чтобы потом выкинуть, но она, видимо, нашла его раньше, – ровным голосом сказал отец и ушел в дом.

Я сидел на траве, ревел и качал на руках тельце Миднайт. Когда уже стемнело, я немного успокоился, вытер слезы, взял отвертку и воткнул ее в сухой дерн, чтобы выкопать для нее могилку. Когда ямка показалась мне достаточно глубокой, я завернул тельце в футболку, чтобы она чуяла мой запах и после смерти, закопал ее и вернулся в дом.

Я поднимался по лестнице за своими тремя коробками, и на место слезам пришла холодная ярость.

Это был не первый раз, когда кошка, с которой я дружил, вдруг неожиданно исчезала или внезапно умирала в день переезда. Это не было, это никак не могло быть совпадением. Миднайт очень осторожно относилась к еде, она никогда и не дотронулась бы до крысиного яда, лежи он просто так в коробке. Она могла бы съесть его, только если кто-то добавил бы яд в кусочек мяса или рыбы, пока я был наверху в своей комнате.

Одно уточнение: когда отец послал меня наверх заново упаковывать вещи. Это был единственный момент, когда я оставил кошку одну на заднем дворе.

И именно в этот момент отец и отравил ее.

Я проклинал себя за свою глупость. Мне следовало бы найти кошке нового хозяина, а не пытаться с ней уехать. Я повел себя как настоящий эгоист, а ей пришлось заплатить за это своей жизнью[20].

ЭТО БЫЛ НЕ ПЕРВЫЙ РАЗ, КОГДА КОШКА, С КОТОРОЙ Я ДРУЖИЛ, ВДРУГ НЕОЖИДАННО ИСЧЕЗАЛА ИЛИ ВНЕЗАПНО УМИРАЛА В ДЕНЬ ПЕРЕЕЗДА.

Через несколько часов мы отправились на запад. Прошел уже час, когда отец сказал, что ему пришлось оставить там одну из моих трех коробок, так как не хватало места для его собственных вещей.

Я спросил, о какой коробке шла речь.

– Я выкинул самую тяжелую, – ответил он.

Это была коробка почти со всеми моими комиксами и книгами.

Я думал о комиксах, о Миднайт, и сидел, уткнувшись взглядом в ночное пространство за окном, потому что не хотел, чтобы отец видел, что я плачу.

Глава 12

Слова, миры и эстроген

Первые дни в Лос-Анджелесе нам пришлось прожить в машине, пока наконец Чарльз не снял дешевую квартиру в Инглвуде. Только переехав туда, мы поняли, почему арендная ставка была такой низкой: дом стоял там, где широкая лента шоссе вкатывалась в международный аэропорт Лос-Анджелеса.

Самолеты ревели двигателями день и ночь, да так, что разговаривать было просто невозможно.

Но это было лучше, чем спать в машине, а что до разговоров, то мы и так почти не разговаривали друг с другом.

Единственное, в чем я был на сто процентов уверен, когда речь шла о профессии писателя, – так это в том, что придется много печатать. Так что как только я пошел учиться в среднюю школу Леннокса, то сразу записался на начальный и продвинутый курсы машинописи, а в последнем я неожиданно для себя оказался единственным парнем в группе. Даже в начале семидесятых от девушек ожидали, что они пойдут на курсы машинописи, чтобы подготовиться к карьере секретарш важных мужчин, в то время как парни предпочитали спортивные секции, чтобы потом превратиться в тех самых сильных и властных бизнесменов. Девчонки были для меня абсолютной загадкой, они казались такими же чужеродными и непознаваемыми, как поверхность Марса.

Я никогда в жизни еще не был на свидании и в свои пятнадцать лет был болезненно застенчив. Мысль о том, чтобы подойти к девчонке и начать с ней разговор, пугала меня гораздо больше, чем все, что когда-либо было написано Лавкрафтом. Понятно, что я впал в тихий ужас, когда некоторые из представителей этой формы жизни сгрудились вокруг меня во время первого дня занятий и стали разговаривать со мной, спрашивая, откуда я родом и что делаю на их планете. Неужели я хотел стать секретарем?

ЕДИНСТВЕННОЕ, В ЧЕМ Я БЫЛ НА СТО ПРОЦЕНТОВ УВЕРЕН, КОГДА РЕЧЬ ШЛА О ПРОФЕССИИ ПИСАТЕЛЯ, – ТАК ЭТО В ТОМ, ЧТО ПРИДЕТСЯ МНОГО ПЕЧАТАТЬ.

Я обнаружил себя в плотном кольце из мини-юбок, запаха духов и феромонов. Моей отличительной чертой было то, что я всегда правдиво отвечал на все вопросы, вот и в тот день, смущаясь, я едва выдавил из себя, что хочу научиться печатать, чтобы стать писателем. Мой ответ не только не заставил их отстать от меня, но вызвал дополнительный живой интерес, и вот уже почти все они, столпившись вокруг, продолжали со мной разговаривать!

– А что ты уже успел написать? – подступали они все ближе и ближе.

С горящими от смущения щеками, низко склонившись над машинкой, я пробормотал что-то совершенно нечленораздельное. Когда же закончится эта пытка?

Меня тут же попросили показать что-нибудь, что я уже успел написать.

– Нет! – громче, чем следовало бы, воскликнул я голосом, который еще не перешел из фальцета в нечто, звучащее более или менее по-мужски. Когда я все же объяснил, что ничего еще не написал, потому что еще не был к этому готов, девчонки потеряли ко мне интерес. Они решили, что я или вру, или просто слишком странный, так что быстренько вернулись на свою планету, оставив меня наедине с клавишами печатной машинки.

Вот уже долгие годы я говорил о том, что хочу стать писателем, но мой отец всегда поднимал меня на