Возвращение - Готлиб Майрон

возможность объясниться. Даже самым отъявленным преступникам дают возможность объясниться и защититься. Я не хотел, чтобы она переживала, – я остановился, заметив, что Илай готов убеждать меня, что я ничего не понимаю. Но он был неправ – что-то я уже начинал понимать.

– Не смей перебивать меня, – потребовал я.

Он кивком согласился и даже на мгновение задумался, а я вошел в раж. Почувствовал себя тем самым рыбаком, которым была мама несколько минут назад, только лодка неслась не по плоскому морю, а скатывалась куда-то вниз под волну или по водопаду, продолжая набирать скорость сама по себе без моей помощи.

– Если бы нечто подобное произошло с ней, и она бы не рассказала мне, что тогда? Уверен, есть тысячи вещей, которые она скрывает от нас. Тогда я должен показать ей, что это неприемлемо, поджигая дом? Верно? Я думаю, наказание должно быть пропорционально преступлению. Иначе оно приводит к противоположному результату. Чего она добилась? Что я перестал любить ее. Что сейчас начну обманывать ее. Сознательно. Бессмысленно. Назло. Обманывать, чтобы она поняла, что неправа.

Я говорил все громче, пока не сорвался в крик, желая, чтобы она слышала и поняла, что я больше не ребенок. У нее нет контроля надо мной. Я буду уступать ей, когда она вынудит меня, но не потому что признаю ее авторитет и опыт, а только силу… нет, власть.

В этот момент я должен был сказать что-то очень умное и одновременно самое главное. Заключительное. Но, странным образом, умные мысли внезапно исчезли, а оставшиеся несколько глупых и вовсе незначительных всё испортят. Победа, отторгнутая моими глупостью и неумениями, покидала меня. После, какое-то время спустя, я найду те правильные слова, которые обозначили бы мне победу сейчас, но когда они придут, при всей правильности будут абсолютно бесполезными. Так вот он – я. Вот оно – мое будущее. Я буду прав и умен, но об этом никто никогда не узнает, потому что всегда буду опаздывать.

– Похоже, ты сам ответил на все вопросы. Моя помощь тебе больше не нужна, – отчужденно, сухо сказал Илай.

Таким чужим он никогда не был. Я терял не только ее, но и его. Что-то не так с моим взрослением. Неправильно терять любимых людей, становясь взрослым. Должно быть наоборот. Я прижался к Илаю. Он услышал и принял призыв о помощи. Положил тяжелую руку мне на плечо, щекой коснулся моих волос. Он возвращался. Хоть бы она не слышала ничего из того, что несколько секунд назад я пытался сделать таким слышимым.

– У нее есть идея, – возвращаясь в любовь ко мне и преданность, сказал Илай родным голосом. – Не знаю, какая. Мне она никогда об этом не говорила. Что-то очень важное, на границе, если не за пределами, человеческих возможностей. Знаю, ты вписан в эту идею. Не я, а ты. Что-то она находит в тебе, что нет ни в ком, в том числе и во мне, возможно даже, в ней самой. Но чтобы осуществить эту идею, нужно ее доверие к тебе и твое – к ней. Это она и показала сегодня, когда разбила самую большую материальную ценность, которая у нее есть, точнее была.

– Если не говорила, как ты знаешь? – делаю попытку извлечь из него все, что только смогу.

– Не имеет значение, – отделывается он от меня, но сразу же смягчается. – Не знаю. Просто чувствую.

– Наверное, ты прав, – соглашаюсь я. – А что значит превратить мой позор в ее позор?

– Ты никогда не слышал фразу «Ты обманул меня однажды – твой позор, ты обманул меня дважды – это уже мой позор». Вот она и показала тебе, что должна быть уверена, что это не повторится.

– Еще один вопрос? Обещаю, последний. Я давно хотел спросить тебя, но все не решался или случай не представлялся.

Он ничего не ответил, только бросил на меня взгляд, означающий «перестань задавать вопросы, на которые знаешь ответы».

– Она когда-нибудь говорила тебе, чтобы ты защищал и опекал меня? Или сделала что-нибудь, чтобы подтолкнуть тебя ко мне?

– Нет. Ничего подобного никогда не говорила. Ей и не надо. Делала? Думаю, да, но я был слишком мал, чтобы понять это в детстве. Когда повзрослел, не хотел об этом думать. Мысли об этом отнимают ее у меня. Я же предпочитаю двигаться в противоположном направлении. До твоего появления на свет я не успел стать единственным – она не позволяла. Потом стал старшим из сыновей. Когда отца не стало, она превратила меня в старшего мужчину в семье – хотя мне и было только пять лет. Она не позволила мне стать ее маленьким сыночком. У меня не было в жизни шанса конкурировать с тобой. Но она никогда не упускала случая разделить со мной свое счастье.

ПОСЛЕДНЯЯ ЭКСПЕДИЦИЯ

Если первая экспедиция с Альфой запала в память, то последняя многократно пронзала ее.

Приведу воспоминания такими, какими они окончательно сошлись с реальностью.

За четыре года наших ежедневных проминок Альфа практически ни разу не опаздывала. Всегда была на месте, в дверях парадной, терпеливо шесть раз в неделю ожидая меня и начала очередного путешествия. Поражало, что по воскресеньям ее дежурное место было пусто. Не знаю, какой механизм работал в ней. Умела ли она считать или узнавала дни недели секретным нюхом, или использовала некий незнакомый человечеству географо-физиологический процесс. Специально с целью проверки я приурочил воскресные походы в хлебную лавку ко времени наших с ней повседневных рабочих встреч, ожидая случая, когда она все же ошибется или собьется со счета. Помню, в нескольких редких случаях она не являлась на встречу в рабочие дни, но не было ни единого раза, чтобы появилась в воскресенье. Не встретить ее в выходной день было почему-то так же важно для меня, как увидеться в рабочий.

Ее отсутствие служило для меня причиной радостной тоски. За неделю наши встречи превратились бы в скучную тягостную обязанность, если бы не наступало воскресенье, обрывающее привычную рутину. После чего наступал понедельник, принося с собой прелесть начала нового цикла.

В то утро, подойдя к месту наших встреч, я удивился ее отсутствию. Дошел до перекрестка. Перед тем, как скрыться за углом, мельком проверил еще раз. Никого.

Призадумался. Кто я? Почему я способен только паразитировать на отношениях, которые строят для меня другие? Моя близость с мамой результат ее непрерывных усилий. Илай – та же история. И ладно – они. Она мама. Он старший брат, дюжесть которого иногда путала