Время камней - Михаил Ежов

— Да уж. Судьба наша незавидна.

— А ты веришь в рок?

— Будто моя жизнь заранее предопределена и даже записана в какой-нибудь книге? — уточнил Зимария. — Честно говоря, нет. Я родом из Казантара, где верят в свободу воли.

— Как это?

— Мы считаем, что каждый человек имеет возможность выбрать, как поступить. На самом деле возможностей не так много, как может показаться.

— Неужели? По-моему, вариантов могут быть тысячи. Как простому смертному узнать, какой из них верный? Не логичнее ли предположить, что выбор уже сделан кем-то более сведущим в таких вещах?

— Послушай, если я предложу тебе спрыгнуть с одной из галерей Маор-Агтона, то сколько у тебя будет вариантов ответа? — Зимария прищурился.

— Ну, полагаю, минимум три, — ответил Ирвин, задумавшись на пару секунд. — «Да», «нет», «потом».

— Правильно, а еще возможны «мне надо подумать» или «может быть». Но все это просто ответы, а не выбор. Окончательных же решений, которые ты в силах осуществить, только два: ты либо прыгнешь, либо нет. Согласен?

— В общем, да.

— И так практически всегда. Перед каким бы выбором ты ни оказался и какие варианты и возможности ни просчитывал, в действительности ты можешь принять только два решения: положительное или отрицательное. И моя религия считает, что человек вправе сам выбирать из них то, которое ему ближе. Он же и несет ответственность за свое решение, а не книга судеб, которую никто никогда не видел.

— Не все то, чего не видно, не существует, — заметил Ирвин, — но в твоих словах есть логика.

— Еще бы! Кроме того, жить, веря в свободу воли, куда честнее, ты не находишь? Люди склонны искать виноватых во всех своих ошибках, постепенно теряя чувство ответственности за собственные поступки. В конечном счете это должно привести к хаосу, ведь если ты не властен над собой, то тебе не может быть стыдно. Ты не чувствуешь за собой никакой вины. Можно делать все, что угодно, считая, что это неизбежно.

— Ты говоришь страшные вещи, — сказал Ирвин, — но… — он развел руками и неуверенно усмехнулся, — я даже не знаю, что тебе возразить.

— А стоит ли?

— Из тебя получился бы отличный проповедник.

— Возможно. Тем более что в своей стране я был жрецом. До того как попал сюда.

— Понятно, — Ирвин кивнул. — Что ж, думаю, мы еще не раз вернемся к этому разговору. А теперь, может, ты покажешь мне своих питомцев?

— С удовольствием, — Зимария поднялся. — Прошу за мной.

Они направились к клеткам, за которыми шевелились фантастические создания, плоды богатого и злого воображения колдунов, неуязвимые чудовища, наделенные подобием жизни ради одной цели — лишать жизни других.

Квай-Джестра направлялся навстречу послу Казантара, некоему Хоргу Аригану Дьяку, который должен был прибыть вместе со своей женой и слугами на легкой триреме. Ормаку казалось странным, что столь знатную особу не сопровождает почетный эскорт, поэтому решил возместить это упущение кораблями Урдисабана: три судна сопровождали его корабль, пышно убранный и богато украшенный.

К Первому Советнику подошел капитан Ремехад и приложил к глазу подзорную трубу.

— Странно, — сказал он через несколько секунд, — мы должны были уже увидеть их.

— Возможно, вы ошиблись в расчетах, — предположил Ормак.

— Кто знает, — капитан пожал плечами. В голосе его прозвучало сомнение. — Продолжим двигаться этим курсом. Иначе есть вероятность разминуться.

— Хорошо, — Ормак кивнул, — вам виднее. Главное, чтобы посол не принял нас за уримашских пиратов.

— Да, в этом случае могут возникнуть известные… неприятности, — согласился капитан. — Но мы поднимем условленный флаг, как только увидим казантарский корабль.

Плавание продолжалось еще около двух часов, прежде чем на горизонте показалась, наконец, трирема, выкрашенная в оранжевый и черный цвета. Она двигалась с большой скоростью, так что капитан Ремехад снова выразил недоумение по поводу того, что встреча произошла настолько позже, чем он предполагал, однако Ормак не обратил на его слова внимания, полагая, будто моряк просто не желает признать, что ошибся. Он приказал немедленно поднять белый флаг, в центре которого изображена черная лилия — условленный знак, по которому казантарская трирема должна узнать встречающий ее эскорт. Через пару минут на посольском корабле подняли такой же флаг. Ормак облегченно вздохнул и отправился в каюту готовиться к встрече. Он достал из драгоценной шкатулки верительные грамоты и перечитал свою приветственную речь. Хоть Ормак и выучил ее, но все же немного волновался. В основном потому, что прежде никогда не видел этого посла. Очевидно, тот был очень непрост, если его отправили в Урдисабан со столь сомнительной миссией — подтвердить шаткий мир между странами. Без сомнения, в Казантаре должны понимать, что империя будет расширять свои владения и конфликт двух государств неизбежен, но пока война не объявлена, как-то нужно создавать видимость мира.

Казантарская трирема быстро приближалась. Уже можно было различить нарисованные на ее изогнутом носу широко распахнутые глаза, но, присмотревшись, Ормак вздрогнул и невольно поморщился от отвращения: зрачков не было, только белое яблоко, и из-за этого корабль казался ослепленным. Раньше Квай-Джестра никогда такого не видел и не понимал, зачем нужно делать корабль незрячим, ведь это не поможет избежать рифов и отмелей. Он поднял подзорную трубу и поискал взглядом посла и через пару секунд заметил высокого черноволосого человека в роскошной синей мантии, расшитой золотыми изображениями различных музыкальных инструментов. На голове у него была круглая красная шапочка с плоским верхом, а на груди сверкала массивная цепь с медальоном. На руках он держал какое-то странное мохнатое животное с большими выпученными глазами и длинными руками, которыми оно все время суетливо цеплялось за одежду своего владельца. Рядом с человеком стояла женщина в белом платье. Что-то в ее фигуре казалось странным, но разобрать, что именно, пока было нельзя. Ормак велел сопровождавшим его вельможам и слугам приготовиться к встрече. На палубе расстелили роскошный ковер и принесли изящные кресла, расставив их так, чтобы представители обеих стран могли говорить, глядя друг другу в глаза. Моряки стояли у правого борта, готовые спустить широкий трап, по которому казантарец должен был перейти на трирему Квай-Джестры.

Корабли наконец сблизились настолько, что можно было осуществить переход, и рабы подняли весла, втянув их внутрь, чтобы не сломать при швартовке. Моряки на триреме Ормака приняли концы и подтянули судно посла. Намотав канаты на баки, спустили трап и отошли, уступив место урдисабанским вельможам и самому Квай-Джестре.

С казантарской триремы раскатали по трапу темно-синий ковер, на который ступили посол и его жена. За ними следовали четыре воина (видимо, телохранители) и двое слуг, один из которых нес в руках плоскую шкатулку резного дерева, а другой — продолговатый сверток, взглянув на который, Ормак подумал, что там может быть полуторный меч. Невольно он оглянулся на своих гвардейцев: успеют ли они защитить его, если казантарцы задумали покушение?