Алмазная Грань - Светлана Тимина

Хотя, возможно, все это мне просто непросто приснилось.

В госпитале имения время текло по каким-то странным, понятным лишь ему одному законам. То ускоряясь настолько, что смена дня и ночи за окном была стремительной, слившейся в одну линию, то замедляясь, заставляя считать медленные, словно улитки, секунды, сжимая зубы от боли.

После пробуждения у меня начался жар. Жутко болели глаза, пересыхало горло. Поили меня из садистского поильника - он не давал возможности сделать полноценный глоток. Встать я вообще не могла. Ходить в туалет тоже было больно, а когда помощница Марии обмывала меня, я выгибалась на кровати от ее прикосновений. Промежность превратилась в рваную рану, если верить собственным ощущениям.

Поначалу я плакала, но вскоре перестала. Слезы жгли губы и скулы, а смахнуть их было непросто. После того, как я подняла к лицу истыканные иглами капельниц руки, было ощущение, будто в одиночку толкала в гору бетонную глыбу. Поэтому, стоило воспоминаниям вернуться, я просто беззвучно выла. Тело выворачивали судороги, усиливая без того не стихающую боль. Мне хотелось лишиться памяти, способности чувствовать, сойти с ума, в конце концов, если это поможет минимизировать страдания. Мария заряжала капельницы транквилизаторами и каким-то особо сильным снотворным, и я вновь теряла счет часам и дням, ныряя в спасительные тиски Морфея.

Лекарства, да и молодость вкупе со стойкостью постепенно исцеляли мое тело. Я думала, что после произошедшего мне больше не хочется жить, но воля к жизни никуда не делась. Она просто засыпала на время вместе со мной, генерировала силы, чтобы не сделать произошедшее фатальной психологической травмой. Я была куда сильнее, чем полагала. «Стрессоустойчивость, способность к адаптации». Звучало цинично и даже жестоко, но так уж сложилось. Последние недели заставили меня экстренно повзрослеть и отбросить розовые аксессуары в сторону.

Вечером пришла Вэл, и я была ей рада. Впервые с того ужасного момента (пошло пять дней, как потом окажется) я испытала приятную эмоцию. Не было цветов, апельсинов, открыток с пожеланием скорого выздоровления... но сама ее близость каким-то образом отогревала, настраивая на позитивный лад.

- Куда меня теперь? - я села на кровати, скривившись от боли. - В «крейзи-лот», для очередных извращенцев? В расход?

«Когда я с тобой закончу, тебя ни один мужик не захочет!» - вспомнились слова насильника. Тревога завладела мной, и я подняла глаза, не позволив Вэл скрыть эмоции на своём лице. Но она выглядела потрясённой.

- Так, успокойся. Пока тебя точно никуда. На тебя даже извращенца не найдется.

Шутка не зашла. Но Вэл не позволила мне погрузиться в пучину боли и уныния.

- Что-то ты разлеглась. Не пойдет. Давай разомнемся. До стены и назад. Обопрись на мою руку.

Мысль о том, что придется встать, пугала. Но я и сама понимала, что теряю волю, жалея себя и прохлаждаясь в постели. Если я хотела выжить, мне предстояло бороться. Смотреть в будущее и не оглядываться назад.

- Только ты не будешь от меня нечего скрывать.

Вэл благодушно улыбнулась.

- О, ты торгуешься. Идёшь на поправку. Давай, попробуй свесить ноги. Сама. Я отправила Марию покурить. Можешь обнять, если так удобнее будет.

Я вспотела, пока мои ступни не ощутили под собой холодный пол. Хотелось пить, голова кружилась. А к боли я уже почти привыкла, но все равно, та, что разгорелась адским огнём между бедер, заставила меня зашипеть, и вызвала рефлекторные слезы.

Устоять на ногах я бы не сумела, но Вэл держала меня. А ее уникальный парфюм, в кортом иногда менялись составляющие - исключался аромат виски иди добавлялась свежесть жевательной резинки, обладал успокаивающим, обнадеживающим эффектом. Я сделала шаг, стиснув зубы. Остановилась, подождав, когда исчезнут металлические мушки перед глазами.

- Люда умерла, - то ли спросила, то ли констатировала факт. - Ее застрелили в голову?

- Откуда ты все знаешь? Эти мрази сказали? Не думай о ней. Можешь подумать о том, что эти двое уже кормят рыб. Со стильными цементными шузами на ногах.

«Я была на пороге смерти. И что-то там явно есть, по ту сторону. Только не ад и не рай», - от новой аксиомы стало легче. Я велела совести заткнуться.

- Билл их привел. Вроде какая-то родня или кореша по отсидке. Стоял за них горой. Им долго сходило с рук, может, сошло бы и на этот раз, если бы они не начали выбиваться из повиновения. Он им ясно сказал тебя не трогать, но вот что этим обезьянам красный свет? Как палка. Поиметь девчонку, на которую Сам имеет виды... это и тупо и мерзко. До того они едва не расписал на двоих Юлю, а ее покупатель не абы кто...

Я осторожно переставляла ноги. Шаг, другой. Рубашка промокла от пота, икры дрожали от напряжения.

- Они не в первый раз отключали камеры, зацикливали видеозаписи. Но никто не знает, сто Лукас понатыкал микрокамер почти в каждую щель. Так что у нас грандиозные каровые перестановки. Не успели провести зачистку после нападения дебила с отрядом омона, так охрана подкинула проблем... правда, новый смотритель сильно не лютует.

- А Билл? - я споткнулась. Вэл придержала меня за плечи.

- Билл... ты видела тех милых собачек, что охраняют периметр? - простодушно уточнила подруга. - В ту ночь у них был изысканный деликатес. Мир его праху.

Наверное, я была сильно потрясена всем тем, что свалилось мне на голову за последние... прошла всего неделя, а мне казалось, что я прожила жизнь в этом мерзком месте. Грани между добром и злом стерлись. Боль, страдания, неопределенность и даже смерть ходили рядом рука об руку, как полноправные хозяева. И когда ты видишь их так часто, в один прекрасный момегт перестаешь замечать.

Так случилось и со мной. Меня не потрясла даже смерть Люды. Что говорить про двуличного Билла и уж тем более обозревших от вседозволенности псах? Я не знала, что это было. Может, начала черстветь сердцем и тем самым оберегать себя от ударов, несовместимых с жизнью и ясным рассудком. Или нацелилась выжить любой ценой, даже если для этого придётся вырвать не только сердце, а и душу. Со временем элементы насилия в подвале казались кадрами из фильма ужасов. Раны заживали, а сознание в тот момент сделало все, чтобы не зафиксироваться на происходящем. Поэтому ничего странного в том, что я помнила обрывки, не было.

Однажды проснувшись утром и, превозмогая головокружение, доковыляв до окна, я собрала всю свою волю в кулак. И дала себе установку забыть о произошедшем. Убедила себя в том, что самоистязание сожрет изнутри, отняв все силы и не позволив сосредоточиться на главной цели. Гнала прочь мысли, что Лукас вряд ли меня такую захочет, стискивала зубы до эмалевой крошки на губах, поднимая голову и блокируя осколки кошмара в памяти.

Захочет. Я сделаю невозможное, чтобы выбраться из этого места. Босс мафии всего лишь ступень на пути к свободе, и я перешагну ее с особым цинизмом, с улыбкой, похожей на чужой оскал. Это будет. Впереди еще неизвестно сколько испытаний, от которых будет стыть кровь, ломаться стены рассудка и появляться мысли о самоубийстве. Почему-то я не тешила себя иллюзиями, а просчитывала все убийственные варианты за раз.