Неистовый зверь - Регина Грез

Обернувшись, Марина с тревогой наблюдала, как Никос спускается с лестницы, опираясь на плечо Сильды и толстую трость. При появлении истинного хозяина Тарлей старый Алонсо немедленно поднялся для церемонного поклона.

— Рад видеть вас на ногах, храбрый де Альба. Должен заметить, нас привел сюда довольно печальный повод. Дело в том, что о вашей скоропалительной женитьбе ходят всевозможные  слухи, и мы посчитали своей задачей выяснить, насколько они основательны.

При этом заявлении де Верта даже поморщился брезгливо. Он ничего не собирался выяснять, и так очевидно, что эта волоокая дрянь нагуляла живот на стороне. Хотя, состоит признать, хороша… и в уме ей явно не откажешь.

Если бы вдруг забитая жена Брайана неожиданно отошла к праотцам вслед за Никосом, можно оставить смазливую девицу в Тарлей вместе со своим выродком. Только при условии полного послушания с ее стороны… "Чужеземная шлюха, наверняка, искусна в постели".

Пока Брайан предавался развратным мыслям, храмовник Кантар перешел в наступление:

— Вы - леди Неизвестно Откуда, обвиняетесь в том, что околдовали рыцаря де Альба и обманом стали его женой. Вы обвиняетесь в нарушении вековых устоев брака и сожительстве с посторонним мужчиной, от которого сейчас ждете ребенка. Вам есть что сказать в свое оправдание? Можете вы поклясться жизнью и здоровьем нерожденного дитя, что были верны супругу и не делили ложе с чужим? Отвечайте же…

У Марины дрогнуло сердце и руки похолодели. Взгляды присутствующих сейчас были обращены на нее  в ожидании ответа. Но что сказать, когда этот, судя по всему, местный инквизитор так ловко повернул вопрос…

На помощь пришел Никос. Гордо выпрямившись, он возвысил голос, наконец показав, каким доблестным воином бывал прежде.

— Марин  - моя законная жена и носит моего  ребенка, я не позволю вам унижать эту женщину! Думаю, слово де Альба еще что-то значит в стенах этого дома!

Он тяжело перевел дыхание, на лбу выступила испарина, в глазах потемнело.

— Вам следует присесть, друг мой, вы нездоровы.

Алонсо подошел ближе, чтобы поддержать Никоса, но тот пренебрежительным жестом отвел его руку и устремил строгий взгляд на дядю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я просил тебя только об одном, Брайан… Я тебя даже умолял… Дай мне дожить год в Тарлей и, как завещано предками, умереть под гербом Белого рыцаря в своей постели. Но ты нетерпелив… И Боги накажут тебя за эту спешку, вот увидишь. Сурово накажут!

В ответ на грозное предостережение Кантар подскочил с места и, путаясь в долгополом одеянии, визгливо проверещал:

— Но ваша женщина молчит, сеньор! Не признать ли нам ее молчание, как горечь собственной вины?  Мне не требуется более доказательств  - печальная истина  очевидна. И властью данной мне Высоким  Храмом, я признаю вашу супругу мерзкой ведьмой и блудницей! Во всеуслышание заявляю, что лишь тяжкие страдания помогут обрести свет и покой ее заплутавшей душе.

От такой пламенной речи Марина опустилась на ступеньку лестницы и прижала холодные руки к необычно горячим щекам.

«Ничего себе заявление! Без суда и следствия еще костерочек прямо во дворе разложите и поджарьте меня, как индейку на Рождество. Вот  тебе и сказочка… вот тебе и Дэриланд...».

Обстановка была накалена до предела, кое-кому из гостей уже мерещились багровые всполохи пламени, пожирающие белую женскую плоть. Но у порога холла вдруг раздался громкий чуть хрипловатый возглас:

— Не слишком ли вы торопитесь с приговором, Храмовник?

У открытой настежь двери стоял высокий худощавый мужчина в заношенной одежде с объемной сумой через правое плечо. Волосы его были, наверно, когда-то совершенно белыми, а сейчас имели желтоватый оттенок, спускаясь грязными прядями до плеч.

Алонсо немедленно узнал в госте того самого путника, что суетился возле опрокинутой повозки. Не собирается ли он предложить свой товар в замке… Сейчас не время для  забав.

Мельком взглянув на засаленный кафтан незнакомца, Кантар скорчил кислую физиономию и уныло проворчал:

— Если ты пришел просить подаяние, то жди у ворот, нищий… Кто позволил бродяге заходить в дом? Хотя эту обитель разврата даже нельзя называть домом. Всеблагой наш отец давно оставил его, а на святое место явились демоны похоти и бесстыдства. Прочь, оборванец! Когда разберемся с потаскухой, получишь пару медных монет во спасение черной души.

Марина ахнула и схватилась за перила лестницы так, что треснуло старое дерево:

— Нет, это возмутительно! Это махровое средневековье какое-то, уму непостижимо! Да за что же вы хотите меня наказать? С чего вы взяли, что я погрязла в пороке? Мы с Никосом любим друг друга, мы живем дружно и никому не мешаем, чего вы к нам привязались, как осы на мед слетелись? Нужен Тарлей? Так вы его получите, господин Брайан, я вам обещаю. Если с Никосом случится несчастье, я не буду претендовать ни на какие права, я тотчас уеду…

Глаза Марины наполнились слезами, она стала чересчур ранимая в последнее время. А прямо сейчас от нее требуется быть сильной, ведь надо постоять за себя и за Никоса, ни в коем случае нельзя раскисать. Неужели никто не вступится,  придется пропадать ни за что...

Тронутый ее обращением, неожиданно  Марину поддержал один бывший гвардейский знаменосец Алонсо де Риль, изначально не спешивший с угрозами и обвинениями. Он решительно вышел на середину залы и, подняв руки с раскрытыми ладонями,  оглядел представителей спорящих сторон с высоты своего немалого роста.

— Возможно, нам, и правда, не следует торопиться с обвинениями. Предлагаю сесть за стол и подписать соглашение, которое было бы выгодно всем. Брайан претендует на поместье, но пока жив его законный владелец не стоит заявлять какие-то права. Леди объявила, что в случае печальной кончины своего супруга обязуется покинуть замок -  в таком случае,  не вижу причин поднимать шум и устраивать казни. Дело можно уладить и без лишнего дыма. В самом прямом смысле...

И тут снова подал голос никому не известный путник, почему-то уж слишком уверенно разместившийся   у окна:

— Ого, какие прекрасные новости! А я думал, в столице шутят… Никос, ты действительно станешь отцом? Я за тебя очень рад.

Брайану желчь бросилась в лицо, какая неслыханная наглость!  Проходимец не только не собирается покидать холл замка, но ведет себя словно долгожданный гость.