Иван Грозный: "мучитель" или мученик? - Наталья Пронина

Наконец, дабы полностью прояснить вопрос об этом крайне нелегком выборе Грозного царя, вспомним, читатель, и такие факты, легкомысленно — или намеренно? — обойденные «телеисториком» Радзинским или прямо представленные им как незначительные, но о которых наверняка действительно говорил своим оппонентам великий государь, в жарких спорах доказывая невозможность и опасность борьбы с Крымом. Например, о том, что уже в силу своего географического положения Крым представлял собой в те времена неприступную крепость.[226]О том, что, решись он, Иван, после взятия Казани и Астрахани на прямое вооруженное столкновение с Крымским улусом Османской империи, и это неминуемо поставило бы его один на один с самой мощной в мире на тот момент армией османов. Один на один с империей, перед которой в ужасе трепетала вся тогдашняя Европа, лихорадочно сколачивая против нее всевозможные лиги и союзы, но войска которой тем не менее с успехом осаждали саму Вену. Наконец, о том, что война с крымским вассалом Стамбула поставила бы Русь один на один со всем мусульманским миром, главой которого считался турецкий султан: «В качестве верховного халифа, т. е. первосвященника и покровителя верующих, его чтили на далеких окраинах Сибири, Туркестана, Аравии, африканского Туниса и Марокко». «В письме к французскому королю (сам) султан Сулейман II (1520–1566) называет себя царем царей, князем князей, раздавателем корон мира, тенью бога в обеих сторонах света, властителем Черного и Белого морей, Азии и Европы. В это время у турок считалось в подчинении 30 королевств и 8 тысяч миль берега»[227]… Вот с кем так настойчиво требовала от Ивана вступить в борьбу часть его аристократии. Так же, как уже и до этого не раз и не два, но многие, многие годы подряд, буквально исходя елеем, обещая взамен чуть ли не корону императора, приглашали русских государей папы римские принять участие в общеевропейской «священной» войне против турок-османов.[228]Приглашали, втайне надеясь по привычке загрести жар чужими руками. Надеясь, что, клюнув на лживые обещания, русские варвары пойдут-таки воевать «за крест Христов», и если уж не победят, то хоть сами себе шею сломают в борьбе с полумесяцем… Однако «русские варвары», как назло, с достоинством отвергая любые посулы Святейшего престола, раз за разом отказывались от подобных приглашений, прекрасно понимая их подлинные цели. Понимая, что в борьбе с могущественной Османской империей заинтересована в первую очередь сама Европа, а потому ей же и предоставляли разбираться с собственными врагами. Напротив, долгие десятилетия обороняясь от нашествий со стороны вассалов империи — Казани и Крыма, — с самим Стамбулом в те тяжелые времена Москва стремилась поддерживать исключительно мирные, даже дружеские отношения, неоднократно обмениваясь посольствами, членом одного из которых ездил, кстати, в столицу Османов вместе со своим отцам Федором Адашевым — совсем молодой Алексей Адашев.

Подобно мудрым своим предшественникам, не позволил втянуть себя в «священную» войну за чужие, по сути, интересы и Иван Грозный. Разгромив Казань, подчинив своей власти Поволжье, как далеко неординарный полководец и политик, он понимал, что сделать то же самое в Крыму, за который поднимется вся Османская империя, ему просто не хватит сил. Что против его ратников немедленно брошены будут направленные в Крым отборные войска янычар, что подойдет к берегам легендарной Тавриды могучий турецкий флот… История показала: еще два века, целых два века тяжелого кровавого противоборства потребуются русскому народу, чтобы сломить эту силу и обезопасить, наконец, и южные рубежи своего Отечества. Потребуется гений Суворова, Кутузова, Румянцева-Задунайского, потребуются мощная армия уже не Московского государства, но громадной Российской империи, чтобы Екатерина Великая легким росчерком пера смогла узаконить присоединение Крыма к России, ее выход к южным морям… Иван Грозный был прав. И его ли в том вина?..

Совсем иным было положение и перспективы войны в Ливонии. Разгром дряхлого орденского государства обещал, во-первых, безопасность западным рубежам, во вторых, отрыл бы даже не «окно», но столбовую дорогу в Европу… После недолгого затишья в январе 1559 г. русская армия под командованием С. И. Микулинского-Пункова вновь подошла к Риге и сожгла на рейде Дюнамюнде (Даугавгрива) весь рижский флот. Затем русские войска прошли Курляндию, громя отряды ливонских рыцарей. Этот стремительный рейд показал как высокие боевые качества русских, так и «полную военную беспомощность Ливонской конфедерации, где единственной реальной, но малочисленной военной силой были лишь орденские войска, в то время как ополчение городов практически не могло оказывать никакого сопротивления».[229]

Не могло, да и не желало. Созданная в XIII веке немецкими рыцарями на землях завоеванных ими балтийских племен эстов и латышей, Ливония в XVI веке действительно представляла собой картину растущего политического распада и морального разложения. Совершенно верно пишет наш всезнающий автор, «рыцари превратились в сытых феодалов. Потомки воинов жили в неге и роскоши, (а) долгий мир, превративший Ливонию в земной рай, отучил их от сражений». Следует лишь уточнить, что «рай» в Ливонии был именно только для немецких феодалов, но никак не для местных «аборигенов», не для крепостных эстонских и латышских крестьян, из которых и рыцари, и бюргеры, и купцы беспощадно выжимали все, что можно было выжать. А потому хоть и не модно нынче вспоминать о таких фактах, но именно эти коренные жители Ливонии в первую очередь отказывались сопротивляться наступающим русским войскам, сами поднимали восстания против немцев, памятуя, видимо, о том, что еще в 907 году чудь (эсты) вместе с русами участвовали в знаменитом походе вещего князя Олега на византийский Царьград…[230]

Необходимо, однако, указать и еще один фактор, обусловивший столь молниеносные и сокрушительные победы московских войск. Фактор, в котором снова ярко сказалась поразительная политическая и военно-стратегическая дальновидность Ивана Грозного. Казалось бы, удивительно: он, с юности воевавший против татарско-мусульманской агрессии, он, покоритель главных волжских твердынь царь Иван IV, вместе с тем, как ни парадоксально это звучит, никогда не был ни врагом собственно татар, ни ислама. Он действительно желал лишь остановить агрессию с их стороны, но никак не воевать «до полного истребления» с главным историческим соседом Руси на всем протяжении ее восточных и юго-восточных границ. Как сказали бы теперь, Грозный хотел «мира и сотрудничества» с исламскими народами, закладывая тем самым крепчайшие основы для будущей могучей евро-азиатской империи. Причем хотел этого не только тогда, когда Адашев с Курбским стали открыто требовать от него безумного «броска на Крым», но уже гораздо ранее, когда с первых шагов по покорению и освоению Поволжья УДЕРЖИВАЛ того же Курбского от жестоких карательных действий против «бусурман», одновременно приглашая к себе на службу всю казанскую знать,[231]согласившуюся присягнуть русскому государю. Именно благодаря этой мудрой политике Ивана Грозного по привлечению «бусурменских сил» на русскую службу, теперь, уже во время войны в Ливонии, мусульманские области Поволжья начали поставлять русскому войску, по словам самого царя, «множае (больше) треюдесять тысящь бранных»[232]— легкую татарскую кавалерию, всесокрушающая мощь и быстрота удара которой при наступлении, как отмечали европейские наблюдатели, была поистине «непреодолимой».[233]