Тополь берлинский - Анне Биркефельдт Рагде

— С твоими свинками. С удовольствием оказалась бы на твоем месте.

— Тогда бы у тебя не было денег на отель, — сказал он и улыбнулся. — На это не проживешь. Не в моем случае.

— Но вы же живете.

— Мать и… отец получают пенсию. К тому же мы тратимся только на самое необходимое. Пока справляемся. Пока. Зарабатывают бойни и магазины. А не я.

Она вспомнила про те четыре года, когда отец выплачивал алименты. Как надо было вкалывать, чтобы посылать матери дополнительные деньги? Анна Несхов, наверно, ужасно злилась на него за это. Да и на нее саму тоже.

— Тогда до завтра, — сказала она.

Выйдя из «вольво», она попала в холл отеля, как в другой мир. Рождественское украшение с золотыми яблоками и белыми ангелами, стулья цвета карамели, люди в приличной одежде, мягкий ковер, тепло. Видели бы они кухню на хуторе! Имели бы возможность прижать маленького поросенка с щеке и губам! Но если все станут сентиментальными и перестанут есть свинину, Туру Несхову будет абсолютно не на что жить, и не для чего.

Она хотела купить ему подарок на Рождество перед отъездом. Из номера она позвонила в банк и увеличила кредит на пять тысяч крон. Приняла душ, сменила белье и носки, съела весь арахис и шоколад из корзиночки на письменном столе, прогулялась в центр, купила чизбургер с колечками лука и большую пепси, немного полистала газету, которую кто-то забыл в закусочной. Ничто ее не заинтересовало. На улице уже стемнело, небо было ясное, стоял мороз. Улицы, украшенные еловыми ветками и гирляндами, кишели людьми и машинами. Посетители закусочной заходили с пакетами, полными покупок, и прислоняли их к ножкам стульев. Она послала смс Маргрете, сообщив, что приедет завтра. Тут же позвонила в турфирму в Осло. Надо было долго ждать ответа, и ее попросили оставить свой номер, чтобы ей перезвонили при первой возможности.

Она купила кружку в виде свиньи с ручкой-хвостиком, килограмм молотого кофе, коричневую сахарную карамель на палочках и комплект шерстяного белья. Майка с длинным рукавом и длинные кальсоны, дорогая тонкая шерсть, от которой тело не чешется. В винной монополии она купила ему бутылку виски. Пока она стояла в очереди в кассу, позвонили из турагентства. Она вышла из очереди, достала билет из сумки. Места на самолет были только на пятницу.

— Но мне надо домой завтра! Я выплачу полную стоимость!

Бесполезно. Только в пятницу вечером. Она вдруг поняла, что не хочет сообщать отцу, что остается еще на день. Можно погулять по городу в свое удовольствие, успокоиться, переварить новые впечатления, полежать в постели в гостинице, попивая красное вино и глядя в телевизор. Короткий отдых от всего.

Положив билет в сумку, она нащупала там что-то неожиданно гладкое. Достала предмет. Оказалось, коробочка леденцов.

* * *

— Господь всемогущий, Отец наш небесный, мы взываем к Тебе ради того, кто вступил в последнюю земную битву. Мы просим Тебя помочь ей подготовиться к тому, чтобы покинуть эту жизнь и предстать перед Тобой. Не взирай на ее грехи, но взирай на Сына Твоего Иисуса Христа, что умер за наши грехи и что живет и будет стоять с нами в судный день. Господи, Иисусе Христе, Ты — путь наш, истина и жизнь: не впусти ее в царство теней, пусть Твой Дух сам помолится за нас, издав вздох, который не выразить словами, но Ты его услышь. Дай Анне увидеть свет Твоего милосердия и проведи ее к миру.

Он закрыл молитвослов и сложил руки над книгой и над ее ладонью, склонил голову и снова прикрыл глаза. Он хотел было сказать еще что-то о прощении, но подумал, что молитвы, которую он читал шепотом, несколько раз убедившись, что дверь основательно закрыта, вполне хватит. Он выполнил свой долг. Может быть, она все слышала. А если нет, то все равно долг он выполнил. Не как сын, а как человек, профессионально имеющий дело с горем и прощанием. Ничего другого дать он ей не мог, не хотел. Наоборот, это она должна открыть глаза и просить у него прощения за то, что выставила его на годы напрасного религиозного ослепления, которое казалось поначалу единственным выходом.

Он знал, что она не верит в Бога. В глубине души он надеялся, что это кривое, истекающее слюной лицо — только парализованная маска поверх живого сознания, которое слышало каждое слово. В этот момент дверь со свистом отворилась. Он медленно поднял голову и открыл глаза, полагая, что это медсестра. Но оказалось, пришла дочь Тура. В кожаной куртке, джинсах и черных полусапожках, с белым пакетом в руке и красным с золотыми звездочками пакетом из монополии.

— Господи, ей стало хуже? Раз вы…

— Нет, нет. Но путь все равно один, — ответил он. — Будем надеяться, что она скоро освободится. И ей не придется вечно лежать в больнице.

— Простите, что я… Просто само выскочило.

— Что?

— Ну, я же упомянула Господа всуе… Я не хотела… Я знаю, что вы…

— Все в порядке.

— Я оставлю здесь вещи. Сбегаю в киоск за пепси. Этот сок на тележке совсем теплый.

Он заглянул в пакеты. Несколько запакованных в белое рождественских подарков и бутылка виски. Как у них все сложится? Тур совсем не привык общаться ни с кем кроме матери. И вдруг — дочь. А с ней все, чего она не знает, не понимает. Бедная девочка, надо ее напугать, чтобы она поскорее сбежала домой, прочь от этой действительности, от которой добра ей точно не будет. А еще ночью около двух звонил Эрленд, совершенно издерганный, вероятно, пьяный, нес какую-то околесицу про карму, возмездие и дурные предзнаменования, что-то о единороге, уследить было невозможно, а на фоне звучало много чужих голосов. Чтобы остановить этот поток, Маргидо рассказал, что приехала Турюнн, поскольку полагал, что Эрленд ни сном ни духом не ведает о дочери Тура. И тут же пожалел о сказанном. На другом конце провода установилась тишина. Потом, помолчав немного, Эрленд стал интересоваться, когда она родилась и на ком был женат Тур. Пришлось выкладывать ему факты, что все случилось, пока Эрленд еще жил на хуторе. Эрленд зарыдал, и Маргидо тут же решил, что это из-за того, что никто ему ничего раньше не рассказывал, и теперь придется отвечать еще и за это. Но когда к Эрленду снова вернулся дар речи, он сказал, что плакал от счастья, неожиданно став дядей. И теперь он уж точно съездит в Трондхейм, раз назревает семейная встреча. Похоже, Эрленд принял что-то посильнее алкоголя, решил Маргидо, раз употребил такое неподобающее для их семьи выражение. Эрленд собирался перезвонить попозже и сообщить, когда прилетает. Маргидо, разумеется, понял, что «попозже» означает завтра утром, но удивительным образом Эрленд перезвонил через полчаса, стоило только Маргидо снова заснуть, и сообщил, что заказал билет на самолет и приземлится в Трондхейме без четверти пять (будто Маргидо собирался встречать в аэропорту брата, скрывшегося двадцать лет назад в неизвестном направлении и не подававшего до сих пор никаких признаков жизни, не считая ужасной открытки, посланной, очевидно, в состоянии измененного сознания). И номер в «Ройял Гардене» Эрленд тоже заказал, все устроил человек со странным именем, которого Маргидо не разобрал, но сам этот человек не приедет. Вероятно, любовник. Маргидо и не знал, что можно заказать билет на самолет и номер в отеле посреди ночи, но, видимо, они там пользовались этим самым Интернетом. У его бюро тоже был свой сайт, фру Марстад устроила все благодаря юному племяннику, разбиравшемуся в этих делах.