Два часа весны - Маша Брежнева

Интересный вопрос. Картина была бы чудесная – это Стеф, мам, он мой препод, он меня старше на семь лет. И нет, мам, совсем никто в универе не считает, что он со мной, потому что я с ним сплю. Ну вот вообще никто.

- Мам, все не так просто…

- И кто на этот раз? – сразу меняется в голосе родительница. Она привыкла, что где-то с десятого класса поклонники появлялись у меня постоянно. Только я мастерски отшивала почти всех.

- Его зовут Стефан, – начинаю немного испуганно.

- Стефан? Он поляк?

- Мама у него русская, из Питера, а папа из Польши.

- Он с тобой учится? – мама приближается к самому главному.

- Ну… он учится у нас на факультете, в аспирантуре…

- И? Давай договаривай, чего застряла.

- И преподает у меня «историю зарубежного искусства», – выдаю и опускаю глаза, потому что мне страшно за мамину реакцию.

- Диана! – ну все, началось. – Преподаватель! Да как так можно?

- Мам, он же совсем молодой!

- Ну и сколько ему?

- Двадцать семь.

- Но он же все равно сотрудник университета? И что же, уже все знают? Такие слухи не скроешь, – вздыхает мама.

- Знают. Мы в университете не общаемся при всех, да и вообще мы не афишируем. Но сплетни есть. Мам, мне на них плевать! Главное, что с ним хорошо.

- Он же взрослый для тебя. К двадцати семи сколько у него женщин-то было.

- Мам, а я что, главная скромница Марманска? У меня самой этих ухажеров был вагон и маленькая тележка. И что? У нас с ним взаимно все.

- Вот как выберешь себе кого-нибудь… Лучше бы с Никитой тем осталась.

Поразительно, до слова «Никита» мама держалась очень долго!

- Да не люблю я Никиту!

- А этого любишь, что ли?

- А этого люблю.

- И сколько ты уже с ним? – махнув рукой, все-таки задает вопрос.

- Ну, можно сказать, месяц.

- И уже любишь через месяц?

Да вот как же ей объяснить!

- Ты сама за отца замуж вышла через полгода после знакомства!

- А итог какой? Как вышла, так и развелась. Может, узнала бы его получше, не согласилась бы. Но тогда тебя не было бы. Диан, он мне звонил недавно.

Я едва не давлюсь едой на этих словах.

- Кто?

- Отец твой.

- И что ему надо?

- Про тебя спрашивал, – вздыхает мама. – Не нужна ли тебе помощь какая-то.

- Мне? От него? Да пусть сам себе помогает. Мне вот эти щедрые жесты как-то до лампочки. А если уж хочет спросить, мне пусть позвонит. Что, боится меня услышать? Конечно, сначала бросил меня, как котенка ненужного, а спустя столько лет остатки совести проснулись. Пусть катится со своей помощью!

Я не должна так говорить. Я же давно заставила себя принять это и спокойно реагировать. Но не могу… Не могу сейчас. Мне так противно на душе от мысли, что отец не решается связаться со мной, спросить у меня хотя бы банально как дела. Неужели за всю жизнь он так и не рискнет просто послушать мой голос?

- Диан, ты не ругай его. Тебе легче от этого не станет, только самой противно будет. Пусть думает, может, и надумает. Раз со мной готов говорить, вдруг однажды и с тобой решится.

- Ну разве можно так со своим ребенком? Я-то ему что сделала, мам? – сдерживаю появившийся в горле ком и почти уговариваю себя не разрыдаться. Только не сегодня, в такой по-хорошему странный день.

- Я тебе на этот вопрос не отвечу, дочь. Не знаю сама. А ты правда думаешь, что любишь его? – после паузы спрашивает мама.

- Отца? Или ты про Стефа? Да, думаю, можно сказать «люблю». Хотя я еще ему не говорила.

- Если хочешь, скажи. Поверь, если это действительно тот человек, такие слова никогда не смогут сделать хуже.

- Я подумаю. Спасибо, мам, – тянусь к ее руке через стол и пожимаю. Наверное, мама права. Знать бы только, услышу ли я эти слова в ответ.

Ближе к ночи захожу все-таки в интернет с одной лишь целью – рассказать обо всем Мире. Я ей написала еще из аэропорта, что я со Стефом, ждать меня не стоит. Но подробности не рассказывала.

Мира: «Ди, ты где?».

«В Мурманске».

Мира: «В смыыыысле?».

«У мамы дома. Это подарок Стефа мне на день рождения».

Мира: «Он тебя домой отправил?».

«Он со мной полетел. Только ночует в гостинице».

Мира: «Какая ты злая, даже раскладушку ему не нашла».

«Обойдется. Мир, вернусь вечером в воскресенье, на связи быть не обещаю, но если что, пиши».

Мира: «Без комментариев *смайлики-котики* Хороших выходных! Отметим в понедельник, продлим тебе праздник».

После этого и ложусь спать, сознательно избегая общения с Новаковским.

А с самого утра я уже во всеоружии жду Стефа у входа в отель, где он снял номер.

- Поднимайся ко мне в номер, – предлагает он уверенным, мягким голосом. Не понимаю, почему он говорит просто предложение, а звучит это всегда так, что отказаться невозможно.

- Зачем?

- Боишься меня? – тут же спрашивает, и я ощущаю хитрую улыбку даже сквозь расстояние и телефон.

- Не дождёшься.

- Мне принесли сытный завтрак, я один не осилю его, – сообщает мне Стеф и усиленно жует прямо в трубку.

- Покупаешь меня за еду?

- Абрамова, не разбрасывайся такими словами.

- Номер?

- 628. Если не поднимешься через пять минут, круассанов уже не будет.

- Чтоб ты лопнул, – говорю, уже отключив звонок, и прохожу в стеклянные двери отеля.

Пропускают меня без проблем, – в это время гостиничные правила не запрещают принимать гостей. Захожу в лифт, нажимаю кнопку «шесть» и смотрю на себя саму в зеркало.

Самое время побеседовать «с собой». Монологи перед зеркалом, круто же? Разглядываю себя. Симпатичная? Да, вполне. Даже несмотря на то, что у меня нет таких роскошных длинных волос, как у Мирославы, и черты лица не такие утонченные, как у Светы. Молодым людям обычно нравится моя внешность, мне часто пишут комплименты и комментарии к фотографиям, но вот незадача. По факту не все умеют ценить то, что внутри, а не только «обложку». Не каждому под силу вытерпеть мой характер, а вот Степашка… У него характер ещё хуже, хотя казалось бы, куда ещё. Возможно, это сила и сложность темпераментов нас как раз и роднит.

Роднит… Вот же слово выбрала! Никакие мы не родные. Хотя порой кажется, что этот человек ближе всех на свете.