📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгСовременная прозаДавай займемся любовью - Анатолий Тосс

Давай займемся любовью - Анатолий Тосс

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39 ... 111
Перейти на страницу:

Наконец двое ребят оказались внизу, помогли подняться.

– Можешь стоять? – спросил один. Я кивнул, еще не зная, смогу ли.

– Ну, ты и прокатился, – засмеялся другой, от него пахло водкой и женскими духами одновременно. – По всей длине, как на санках.

– А где мужик? – спросил я первое, что мог спросить.

– Ну, ты его подмял, – сказал кто-то сверху, не совсем сверху, а ступенькой выше. – Вот же он лежит. Ты его подмял, так подмял.

– Он и есть санки. Ты на нем прокатился, – хохотнул тот, от которого пахло водкой.

– Он Лехе чуть глаз не выжег, – зачем-то сказал я и добавил, будто оправдываясь: – Сигаретой. Еще немного, и выжег бы. Как Леха?

– Да чего ему сделается? Стоит, лыбится, за башку держится.

Я сделал шаг, другой, ходить я вроде бы мог, хотя боль в левом боку резко отдавалась во всем теле, и тут увидел лежащего на кафельном клетчатом полу мужика. Вернее, глаза сначала застило однородным черным полотном, а потом проступило красное, оно не доминировало, как черное, но было в разводах, в тяжелых, то бордовых, то коричневатых, то совсем алых, почти розовых подтеках. Где-то разводы оказались светлее, и через них процеживался другой, серый цвет.

«Черное – это тулуп, красное – лицо», – догадался я. Сильно жгло под глазом, я дотронулся, провел пальцем, палец остался сухим, значит, крови нет. «Хотя бы сам не кровоточу», – зачем-то подумал я.

Мы столпились над мужиком, подходили новые люди, в основном ребята, девчонки, пройдя пол-лестницы, останавливались в растерянном ожидании, пугаясь обилия крови. Мужик лежал, не шевелясь, сначала мне показалось, что он мертв, наверное, из-за окровавленного лица, но вскоре послышалось дыхание, тяжелое, с хриплым, давящимся выдохом. Видимо, из-за дыхания, слишком натруженного, натужного, изо рта выполз пузырь, розовый, застывший на губах, он то сдувался, то раздувался, и тогда казалось, что он должен лопнуть, но он не лопался, только набухал и шевелился, как живой, глубоководный, что-то переваривающий организм. Потом сквозь кровь, вернее, несмотря на нее, проступила длинная, грубая борозда шрама вдоль правой щеки, похоже, от давнего ножевого удара – я и не заметил его, когда с разбегу врезался в мужика.

– Наверное, легкие отбил, – сказал один из ребят, указывая на розовый пузырь на губах.

– Да нет, не легкие, но чего-то точно отбил, – заметил другой. – Надо же, всю лестницу пропахать… – Он помолчал. – Лестницы здесь не то что в хрущевках. Да и ты, видать, придал ему ускорение, – кивнул он мне. – Сам-то жив?

Я ничего не ответил, только кивнул. Я стоял, смотрел на красное, залитое кровью лицо, на колышущийся пузырь на губах и не мог поверить глазам. Адреналин, помутивший голову, постепенно оседал, я уже мог не только реагировать на внешние импульсы, но и хоть как-то соображать.

«Ты, кретин, – подумал я о себе, – чуть человека не убил. – И повторил: – Кретин ты, Толик».

Мне уже было жалко его, помрет вот так невзначай, а я потом всю жизнь мучиться буду и не прощу себе никогда.

Но тут мужик открыл глаза. Сначала он смотрел в пространство, и темные точки зрачков были наполнены лишь одной безжизненной, остановившейся, ничего не выражающей пустотой. Но постепенно в них стала отражаться реальность, потом осознание происходящего, глаза сузились, прошлись по нашим склонившимся лицам, и в них сразу зародился ужас. Не испуг, даже не страх, а неподдельный ужас, животный, душащий, но при этом расчетливый, хитрый. Как будто расчетливость и хитрость наложились на него вторым слоем, и если бы страх отступил, они сразу бы вынырнули на поверхность.

Я сразу же вспомнил, как мужик чуть не выжег Лехе горящим окурком глаз, именно так же расчетливо и хитро, изгаляясь при этом, с прибаутками, с садистской усмешкой в голосе, с подлым чувством своего тупого превосходства. А сейчас глаза залиты ужасом. Тем самым, который появляется у животных, когда они мгновенно переходят от агрессии к бегству, если почувствовали, что противник берет верх.

– Пацаны, не добивайте, пацаны, – зашевелился на губах розовый, с красными подтеками пузырь. – Возьмите все, только не добивайте.

Он был уверен, что мы сейчас добьем его, что мы только для того и склонились над ним, чтобы затоптать до смерти каблуками.

– Да кому ты нужен.

Я отвернулся, его лицо было страшным, даже не из-за крови, не из-за пузыря на шевелящихся губах, даже не из-за залитой кровью борозды шрама. Оно было из другого, неведомого, бессмысленно жестокого, зиждящегося лишь на силе и на хитрости мира – на наглой, сиюминутной силе и на простой, скорее животной, чем человеческой, хитрости. Если бы сейчас сила вновь оказалась на его стороне, он бы снова стал выжигать глаза окурками.

– Тебе «Скорую» вызвать? – спросил его кто-то из ребят.

– Не, не надо. Я отлежусь, дайте только, пацаны, отлежаться. Не надо никого, ни «Скорой», ни вообще никого. – Его глаза снова забегали, перепрыгивая от одного лица к другому, затем на секунду остановились на моем, но только на секунду, сползли, снова забегали. – Я сам оклемаюсь, не надо никого вызывать. – А потом в сторону, как бы и не ко мне: – Это ты меня завалил?

Я ничего не ответил, я отвернулся и стал подниматься по ступенькам, преодолевая одну за другой, наваливаясь на перила, ставя сначала правую ногу и лишь затем подтягивая левую, – от каждого движения резало в боку, но, похоже, я мог терпеть.

– Это он меня завалил? – снова услышал я, теперь уже сзади. Впрочем, ответили ему или нет, я так и не узнал, ко мне, постукивая по ступенькам каблучками, летела Таня. Подлетела, остановилась, подняла ручку, провела длинными, невесомыми пальцами по щеке.

– Больно? – В ее голосе звучало чувство. Наконец-то! Неважно какое, жалость, сострадание, забота, главное, что чувство.

– Да нет, не очень, – пожал я плечом. – А что там, под глазом?

– Щеку сильно рассадил. – Она опять поднесла руку, дотронулась, будто пыталась унять боль.

– Это я о тулуп его поцарапался, – сказал я. – Ерунда.

Мы снова стали подниматься, снова медленно, но все же выползли на лестничную площадку. Там тоже стояли люди, окружали неплотным полукольцом по-прежнему прижатого к стене Леху. Как ни странно, пьяная, дурацкая улыбка так и не сошла с его губ, какая-то девушка вытирала ему кончиком носового платка рот, но платок был сухой, и кровь только размазывалась по подбородку.

Он увидел меня, потянулся, хотел обнять, я едва успел его остановить.

– Тосик, ты спас меня! Ты знаешь, что ты спас меня? – проговорил он сбивчиво. – Он бы меня убил. Я стоял, курил, тут он, сначала попросил у меня сигарету, потом стали болтать о том, о сем, кто я да что. Ну, я сказал, что студент, что заработали сегодня, что отмечаем. А он так вглядывается, знаешь, будто взглядом щупает, проверяет, оценивает. Потом еще чего-то спросил, а потом без слов, без предупреждения как вмажет мне лбом в нос, с размаху, так неожиданно, я даже не успел ничего, только искры из глаз. – Леха поднял руку, пощупал нос, качнул головой. – Дальше я плохо помню, он душил меня и бил, наверное, голова болит жутко.

1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39 ... 111
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?