Голова, полная призраков - Пол Дж. Тремблей

Похоже, я заснула за просмотром видео. Следующее, что я помню, – лежащая у меня на груди камера. Флип-скрин погас, а все еще светившая лампочка была направлена на мои ноги. Слева от меня, на другой стороне комнаты, слышалось царапанье. Негромкий, но настойчивый и ритмичный звук.

Я села в кровати, включила запись и обратила камеру – самое мощное оружие в моем распоряжении – в противоположную часть комнаты. Белый луч света прорезал мою комнату. Царапанье стало громче. Дверь в стенной шкаф была заперта. Одеяло было по-прежнему наброшено на картонный домик. Мои книги и игрушки были нетронуты.

Я прошептала:

– Марджори, это ты? Хватит. Кто там?

Царапанье прервалось. У меня промелькнула мысль выбежать из комнаты, такая ясная, будто я в самом деле уже ринулась вперед. Однако тут же мне привиделось, что как только мои ноги окажутся на полу, из-под кровати протянутся тонкие и белые как у скелета руки и утащат меня во тьму.

Я осталась сидеть, выжидая. Ничего не было слышно. Это ничего будто бы растянулось в бесконечные часы. И все же я ждала. Моя камера пикнула в ожидании моей реакции. Я вскрикнула. На экране высветились красные цифры. Моей батареи оставалось совсем недолго.

Мои глаза перескакивали с мерцающего красным экранчика на покрытый одеялом домик. В лучах светодиодной лампочки голубое одеяло казалось таким же белым, как и картонный домик, по крайней мере до того, как им завладели растущие существа. Я смотрела на или, точнее, сквозь одеяло, пытаясь обнаружить признаки голубого цвета, который со всей очевидностью должен был быть там, но не воспринимался моими глазами. И тут одеяло затянуло через ставни переднего окошка, превратившегося на миг во всепоглощающую черную дыру. Движение было резким, и шорох одеяла при трении о картон создавал впечатление, будто домик разрывается на части. Дымовая труба отлетела прочь и приземлилась у изножья моей кровати. Все происходило так стремительно, что я даже не успела сбиться с дыхания… И так и продолжала держать камеру на коленях, пока одеяло не исчезло из виду.

Каким-то образом я нашла в себе силы сказать:

– Сейчас завоплю, и прибежит мама. Тебя ждут проблемы, Марджори. – Я снова нацелила камеру в сторону домика. Я была больше рассержена, чем напугана. Я собиралась запечатлеть на видео, как Марджори мучает меня. Мне нужны были документальные неопровержимые свидетельства моих мук. Я добавила: – Не смешно.

Ставни вновь отворились и снова захлопнулись, прикрыв большую часть окна. В домике все стихло. Светодиодной лампочки не хватало, чтобы осветить маленькое отверстие между ставнями. Я не могла разглядеть Марджори в домике.

– Предупреждаю, я снимаю! – Я подождала ответа. Ничего. Тогда я пустила в ход свою самую сильную риторику: – Я знаю, ты прикидываешься. Ты сама мне об этом сказала. – Я под запись раскрыла самый главный секрет сестры. Я была уверена, что все разыграется следующим образом: она сейчас же выйдет из домика, в сердцах назовет меня абсолютно лишенной чувства юмора плаксой и заявит, что она просто пытается сделать лучше для шоу, а я ей мешаю. А я соглашусь с ней и зареву, чтобы она поняла, что перегнула палку, и останется со мной на ночь. Потом мы удалим запись, и все между нами будет хорошо.

– Марджори, ну, хватит уже. – Я спрыгнула с постели. В пространстве я ориентировалась по флип-скрину камеры. Мне было проще наблюдать за происходящим через экран, чем своими собственными глазами. Ногой я постучалась во входную дверь домика. Все еще ничего. Я приоткрыла одну из ставней и медленно провела лучом лампочки камеры по внутренней части домика. Задняя стена была увешана грубоватыми карандашными рисунками, беспорядочно заполнявшими пространство наподобие наскальной живописи. Мое голубое одеяло валялось бесформенной массой на полу. Шепотом я позвала сестру. Ответом мне послужило зашевелившееся и начавшее неспешно подниматься одеяло. Это была ее рука. За поднимавшейся частью, длинной и узкой, наверняка должна была скрываться ее рука, которой она изображала змеиную голову или лозу. Я вновь прошептала ее имя. Одеяло замерло на мгновение и потом забурлило. Верхняя часть расширилась, разрастаясь до размеров ее головы. Передо мной было подобие наряда привидения на Хэллоуин, только без прорезей для глаз и рта. Она либо сидела со скрещенными под одеялом ногами, либо пригнулась, балансируя на носочках. Тело Марджори было полностью скрыто одеялом и оконной рамой домика.

Я потребовала, чтобы сестра немедленно убралась подальше из моей комнаты.

Те самые белесые руки, которые я представила простирающимися из-под моей кровати, показались из-под одеяла и обхватили шею Марджори. Они натянули одеяло потуже вокруг ее лица. На одеяле-саване возникли впадины глаз и рта. Нос приплющило неподатливой тканью. Рот Марджори шевелился, было слышно, что она задыхается. Руки еще больше напряглись, одеяло затянулось еще сильнее, покрытый одеялом рот открылся еще шире. Марджори мотала головой. Она билась, разевала рот в поисках воздуха и умоляла кого-то остановиться. Или может быть она приговаривала, что сама пытается остановиться. Ее руки все еще держались за собственную шею. Уверена, что либо тогда мне так просто привиделось, либо сейчас моя память играет со мной злую шутку, но я прямо вижу, как шея сестры сузилась до невозможности. Нижняя часть ее тела продолжала содрогаться и брыкаться, сотрясая домик. Ноги били в картонные стены и сразу же скручивались как змеиное жало.

Я сделала шаг назад. И тут картонный домик взорвался и обрушился на меня. Крыша ударила мне в лицо и накрыла меня. Я упала плашмя на спину, больно ударилась попой, спина прижалась к кровати. Каким-то образом мне удалось удержать камеру. Вместе с руками ее засосало в дымовое отверстие. Марджори я не видела поверх домика, который она опрокинула на меня. Я только услышала, как она выбегает из моей спальни в коридор.

Я пинком отпихнула свалившийся домик. Я застряла в высвободившихся створках и слоях домика, как в густых зарослях сорняков. Наконец, домик сдался, сполз и отъехал в сторону стенного шкафа. Я вскочила на ноги. Мое беспомощное одеяло лежало на полу, придавленное обрушившимся картоном. Намереваясь заснять убегающую Марджори, я кинулась в коридор.

Но Марджори там не было. Подсветка моей камеры не доставала до конца коридора, где зияла открытая пасть исповедальни. Стены коридора меркли и растворялись во тьме. Я силилась услышать Марджори или хоть кого-то, но все, что было слышно, это мое участившееся дыхание.

Я прошла по коридору до двери сестры. Я все ждала, что Марджори выскочит откуда-то – из-за темного угла, из дверного проема ванной комнаты, с лестничной площадки, из исповедальни. Дверь в ее спальню была закрыта. Я попробовала толкнуть ее ногой, но дверь не поддалась. Тогда я повернула ручку и, навалившись всем своим небольшим весом на дверь, прорвалась в комнату.

Марджори лежала в кровати, накрытая простынями, на боку, спиной ко мне. Свет камеры я сфокусировала на ее затылке. Я шепотом повторяла ее имя, пока не оказалась рядом с ней на расстоянии вытянутой руки. Плотный пучок света камеры высвечивал ее профиль.

Глаза Марджори были закрыты. Она глубоко дышала. Казалось, она спит и уже давно.