Сотня. Возвращение домой - Кэсс Морган

Кларк схватила руку Беллами и крепко ее сжала. Он знал, что она готова ради него на все, но ему вовсе не хотелось причинять ей новую боль.

Макс внимательно посмотрел на Барнетта, помолчал и наконец сказал:

– Друг мой, я понимаю, что у вас приказ. И уж в любом случае мы не хотим неприятностей. – Макс с непроницаемым лицом кинул взгляд на Беллами над разделяющим их морем людских голов. – Но, по моему разумению, заключенный, как вы изволили выразиться, не может рассчитывать на справедливый приговор. Если он вернется в ваш лагерь, его казнят.

Толпа разразилась потрясенными восклицаниями и перешептываниями. Какая-то наземница, стоявшая рядом с Беллами и Кларк, повернулась, уставилась на них, заметила и их испуганные лица, и сцепленные руки, и растерянность на ее собственном лице сменилась решимостью. Трое мужчин возле Беллами обменялись взглядами, а потом подались вперед, встав между Беллами и охранниками.

– А мы не участвуем в таких играх, где молодых людей посылают на смерть, – закончил Макс.

Барнетт обменялся изумленным взглядом с одним из охранников, и на его лице появилась легкая улыбка.

– Это была не просьба, – сказал он. – Вы осознаете последствия вашего отказа?

– Да, – спокойно ответил Макс, взгляд которого становился все холоднее. – С вами все в высшей степени понятно. – Он повернулся к остальным наземникам: – Я верю, что выражу общее мнение, если скажу, что мы не станем соучастниками несправедливого наказания. Но решать будут все члены нашей общины.

Повисла долгая пауза. Беллами вдруг почувствовал тошноту, глядя на лица этих людей – совсем чужих для него людей, – в руках которых сейчас была его судьба. Справедливо ли заставлять их решать, когда на одной чаше весов лежит их собственная безопасность, а на другой – его жизнь?

Он готовил себя к тому, чтобы встать и сдаться людям Родоса, но тут Макс прочистил горло и заговорил:

– Те, кто за то, чтобы позволить нашим посетителям забрать парнишку с собой, поднимите, пожалуйста, руки.

Один из охранников ухмыльнулся, когда мужчина рядом с ним хрустнул костяшками пальцев. Люди Родоса явно предвкушали, как наземники предоставят Беллами его мрачной судьбе.

Однако Беллами ждало потрясение, потому что ни одна рука не поднялась.

– Что за… – прошептал он, а Кларк сжала его руку.

– Кто за то, чтобы Беллами, Кларк и Уэллс остались тут под нашей защитой?

В воздух взметнулись бесчисленные руки, загородив и Макса, и Барнетта вместе с его охранниками. Колени Беллами задрожали, в нем поднялась волна благодарности. Взрослые Колонии никогда не были к нему добры. Этого не случалось, даже когда они с Октавией практически голодали. А эти люди готовы рискнуть всем ради него – совершенно постороннего им человека.

И от этого еще хуже. Ведь это хорошие люди. Несправедливо, если им придется умереть ради парня, который за свои девятнадцать лет не принял ни одного правильного решения.

Кларк обняла его за талию, чтобы поддержать, и шепнула ему на ухо:

– Все хорошо.

– Нет, – пробормотал себе под нос Беллами. Он обращался больше к себе самому, чем к Кларк. Потом он громко выкрикнул: – Нет! – Но за поднявшимся шумом его никто не услышал.

Никто, кроме Кларк и Уэллса. Кларк перестала его обнимать, и они с Уэллсом в замешательстве уставились на него.

– Беллами! – расширив глаза, выговорила Кларк. – Что ты делаешь?

– Я не могу позволить, чтобы люди, которые вообще не приделах, рисковали из-за меня своими задницами. У них семьи, дети. Не нужно им этого дерьма.

Уэллс шагнул вперед и твердой рукой взял Беллами за плечо.

– Эй, – сказал он, – расслабься. – Беллами попытался стряхнуть руку Уэллса, но тот не дался. – Беллами, я понимаю, ты не привык получать помощь. Да только ты попался не на том, что толкал в Обменнике краденое, и тебе не Тюрьма грозит, а смертная казнь. Родос намерен тебя убить.

Беллами нагнулся, уперся руками в колени и сделал несколько глубоких вдохов. Он знал, что Макс, Саша и остальные наземники верят во что-то большее, чем они сами. Он видел это по тому, как члены общины добры друг к другу. По тому, как они позволили трем чужакам войти в их жизнь. И по тому, что их лидером был такой человек, как Макс. Но Беллами понятия не имел, как нести бремя подобного великодушия.

Кларк снова взяла его руку и заглянула ему в глаза.

– Даже если ты не хочешь сделать это ради себя самого, сделай это для меня. Пожалуйста. – Ее голос дрожал, и в груди Беллами тоже что-то дрогнуло. Он никогда не слышал у нее такого испуганного, растерянного голоса. Никогда не слышал, чтобы она кого-то о чем-то умоляла. Всего, что ей нужно, она всегда добивалась сама. Всегда, но не в этот раз. Сейчас ей была нужна помощь.

– И для меня, – Уэллс хлопнул его по здоровому плечу.

Беллами повернулся к нему. Как это произошло? Когда они с Октавией покинули колонию, он был один против всего мира. А теперь у него появились люди, которые заботятся о нем. Теперь у него есть семья.

– О’кей, – сказал он, кивнув и пытаясь справиться с подступающими слезами. Наконец ему удалось выдавить улыбку. – Но только на этот раз. Когда меня в следующий раз приговорят к смертной казни за то, что я такой импульсивный мудак, вы не будете вмешиваться.

– Решено, – и Уэллс, ухмыльнувшись, отступил на шаг.

– Ни за что. Потому что ты мой импульсивный мудак. – Кларк встала на цыпочки и поцеловала его. Беллами обнял ее и поцеловал в ответ, слишком растроганный, чтобы смущаться выступивших на глазах слез.

Гласс плечом открыла дверь домика. Обе ее руки были заняты: в одной она несла ведерко речной воды, в другой – мешочек собранных в окрестностях ягод. Мешочек она бросила на шероховатый деревянный стол, воду перелила в бочонок и, машинально протянув руку, сняла с полки небольшую мисочку. Прошло всего два дня, но Гласс уже обжилась, и ей казалось, что они с Люком поселились тут давным-давно.

В свое первое утро они вышли из дому осторожно, выискивая признаки наземников, но не увидели ни малейшего намека на присутствие других людей. Постепенно Люк и Гласс становились все спокойнее и увереннее и теперь уже не боялись отходить от своей обители на несколько метров в поисках еды.

Они оба так на этом сосредоточились, что чуть не проморгали пасущегося поблизости оленя. Лишь когда Гласс подняла голову, чтобы окликнуть любимого, она увидела, что олень стоит всего в нескольких футах от нее, и имя Люка так и не сорвалось с ее уст. Олень был еще маленьким (есть ли вообще специальное название для оленьих детей, мимоходом подумала она) и очень красивым. Мягкая коричневая мордочка шевелилась, когда он нюхал воздух, а огромные карие глаза казались ласковыми и грустными. Гласс боялась пошевельнуться, чтобы не спугнуть зверька. Ей хотелось, чтобы Люк тоже его увидел, но она не могла издать ни звука. Они с оленем долгое мгновение не сводили друг с друга глаз, а потом Люк все же обернулся, заметил их гостя и тоже замер. По выражению его лица Гласс поняла, что он так же, как и она, преисполнился благоговения перед этим зрелищем.