Петербург 2018. Дети закрытого города - Мария Чурсина

Вета почти отчаялась, блуждая по незнакомому кварталу. Она шла вдоль набережной – ухоженная и празднично разукрашенная часть осталась позади вместе со стелами и парапетом, Вета шагала по узкой асфальтовой дорожке, слева от которой к воде уходил поросший травой склон. Справа возвышались дома, каждый был отмечен большим синим номером, но нужного никак не находилось.

Она прошла набережную до самого конца – там уже тянулись огороженные стройки и нехоженые рощи кленов – и снова вернулась к главной дороге. Спросила у прохожих, в ответ ей только покачали головой. Ноги начинали ныть, требуя немедленного отдыха. Солнце жарило как сумасшедшее.

Вета остановилась посреди тротуара, чтобы вытащить ежедневник и сверится. Все так и было, она не ошиблась. Она оглянулась по сторонам и заметила на лавочке у подъезда двух пенсионеров.

– Как тебя не в ту степь занесло, девонька, – сказал один из них, выслушав вопрос Веты. – Площадь Союза знаешь где? Вот оттуда близко, а отсюда тебе долго топать.

По его объяснениям выходило, что нумерация домов оказалась напрочь перепутана. Она сникла окончательно: площадь Союза была в трех остановках отсюда, если она правильно помнила, а с ее печальной способностью путать маршруты автобусов путешествие затянется до вечера. Она вообще не собиралась долго бродить по городу – вдруг Антон уже приехал и теперь не знает, где ее искать.

Плескалась о берег серая вода, и Вета подумала, что даже не помнит названия реки.

– Сова, – тихонько подсказали сзади.

Она обернулась, соображая, что знает этот голос, особенно извинительную интонацию в нем. «Можно я оставлю здесь сумку?»

«Рония читает мысли?»

– Екатерина Николаевна, вы просто так гуляете? – Рония шагнула вперед, по тюремному сложив руки за спиной. Вряд ли она смотрела на горизонт, скорее себе под ноги, но ветер дышал в ее лицо и развевал неубранные волосы.

– Елизавета, – со вздохом поправила Вета.

– В меня Арт вчера пеналом кинул, – безо всяких интонаций выдала Рония. – И я видела, как вы туда-сюда ходили по набережной. Я тоже люблю гулять. А мальчишки у меня порвали тетрадку. Вы скажете им?

– Скажу, – пообещала Вета. Она искала Алейд, осознанно выбирая вариант полегче, Алейд казалась ей проще и улыбчивее. Но нашла все равно Ронию. Судьба? Или, как они здесь говорят, Вселенский Разум. Интересно, кто это.

– Постойте со мной, – попросила Рония тем же тусклым голосом, как будто рассказывала о смерти, с которой давным-давно смирилась. – Вы же не торопитесь, да?

Вета смотрела на нее украдкой: серенькая юбка и такая же кофточка, волосы неясного цвета и мальчишеская фигура. В восьмом классе так просто стать гадким утенком.

Еще одна головная боль классного руководителя. «Создавайте в классе дружный коллектив», – назидательно посоветовала Лилия. Сбежать бы отсюда, и никакого коллектива создавать не придется.

– Вы же не уйдете, да? Вы же нас не бросите? Обещайте, что останетесь.

Формальное «нас» вдруг превратилось в жалобное «меня». С новой силой заныли виски. Вета сжала пальцы на ремешке сумки.

– Рония, скажи, что случилось? – спросила она тихо, и в ответ зашептали темно-серые волны Совы. Визжали вдалеке дети, и город вел свою привычную воскресную жизнь, но Рония услышала. Дрогнули ее плечи. – Что случилось у вас, милая?

Она обернулась. Волосы Ронии неопрятно падали на лицо, и розовый закат разливался по ее щекам.

– Ничего не случилось, Екатерина Николаевна. Почему вы так спрашиваете?

Вета поймала и не отпустила ее взгляд.

– Скажи честно. Я знаю, что это ты написала мне письмо. – Так вести разговор, кажется, требовала педагогика. Хотя Вета не знала точно.

Ручка сумки впилась в ладонь так, что, кажется, оставила след на коже. Голые коленки Ронии щекотала длинная трава, Вета удивлялась, как девушке не холодно в летнем наряде под не летним ветром. Река пахла горьким дымом и темной водой.

– Вы, наверное, ошиблись, я не писала. – Она вдруг шагнула ближе и по-детски взяла Вету за руку, сжав в ладони ее пальцы. – А вы нас любите?

Пальцы Веты были ледяные, а пальцы Ронии – горячие, как от лихорадки. Она сжала сильнее, требуя ответа.

– Конечно, люблю. Я же ваш классный руководитель, – хрипло отозвалась Вета. Она была как в театре. Вышла на сцену и громко и фальшиво выдала свою роль: конечно, люблю. Зрители заулюлюкали и бросили в нее тухлым помидором.

Ей в голову пришло вдруг, что все это – еще одно изощренное издевательство. Сейчас из ближайших кустов выскочат оставшиеся десять восьмиклассников и как засмеются. Но вокруг только тихо шумел ветер, и даже не визжали дети – их уже разобрали по домам.

– Мы вас тоже любим, – уверенно, но тем же бледным до синевы голосом вторила ей Рония. – Пойдемте. Вам на какой автобус? Мне на третий можно, можно на шестнадцатый.

Она потянула Вету дальше по набережной. Уверенно, как ребенок тянет маму к витрине с нужной куклой. Без стеснений. Шла на шаг впереди и сжимала пальцы Веты, а в висках той колотилась кровь.

«Эта ненормальная. Чокнутая», – сказала Роза в ее голове и скривилась, как будто в ее чае плавал рыжий таракан.

Округлый почерк встал перед глазами. Он, конечно, был похож на почерк из письма, но разве мало в мире прилежных округлых буковок, которые девочки выводят на криво оторванных тетрадных листках!

«Пугало, оно вернулось». Или как там было?

– Рония, ты знаешь, что это за история с пугалом? – Свободной рукой Вета провела по невысокой ограде набережной. В чугунных завитушках застряли сухие листья. Она не заметила, как поросший травой склон сменился бетонными плитами, уходящими к воде.

– Я не очень люблю детские страшилки, – по-взрослому сердито отозвалась Рония. Она тут про любовь, а Вета лезет с какой-то чушью.

– Скажи, у тебя все хорошо? – Ей больше нечего было спросить, и ветер немилосердно трепал подол юбки.

– У меня? Не очень, – спокойно сказала Рония. – Меня не любят в классе. Бросаются бумажками, обзываются. Могут просто не замечать. Меня не любят учителя. Они между собой называют меня «эта чокнутая», я слышала. Мне очень сложно, Елизавета Никодимовна. Вы меня любите?

– Да, люблю, – собирая пыль с чугунных перильцев, выдавила Вета.

– Пообещайте, что не бросите меня. Пообещайте!

– Обещаю, – произнесла Вета, зная, что пожалеет.

– Вы не жалуйтесь моей маме на мои оценки. Я стараюсь. Просто я не одаренная.

На пляже – песчаной косе, уходящей в реку прямо с каменных ступенек, – носилась пара веселых псов, рыча и перетягивая друг у друга сдувшийся мяч. Хозяин с пучком поводков в руках, сидел под покосившимся зонтиком-мухомором. Он поднял глаза на Вету и Ронию, когда они прошли мимо. Песок забился в туфли, но Вета не решилась остановиться, чтобы вытряхнуть его. Рония упрямо тянула вперед.