Девочка, которая спасла Рождество - Мэтт Хейг

– Должно быть, здорово, когда в таком холодном путешествии тебя сопровождают друзья, – сказала Мэри.

– Честно говоря, я бы не отказался и от человеческой компании.

Щёки Мэри чуть порозовели.

– Никто бы не отказался!

– Верно, – кивнул Отец Рождество, поудобнее устраиваясь на кожаном сиденье рядом с ней. – Ну что, готовы увидеть весь мир?

– Да! – воскликнула Мэри. – Особенно Корнуолл. Всегда хотела там побывать.

– Хо-хо-хо! Мы заберёмся куда дальше Корнуолла.

Отец Топо на пять минут покинул свой пост у телефона в Мастерской игрушек, чтобы сбегать в Главный зал. Он хотел узнать, есть ли новости о Нуш и Малыше Миме. Сквозь деревянную дверь долетали звуки музыки и веселья. Отец Топо заглянул внутрь: казалось, в Главном зале собрался весь Эльфхельм. Эльфы танцевали свистопляску под зажигательные композиции «Звенящих бубенцов». Остро пахло имбирём и корицей.

Отец Топо вошёл в зал под быструю версию бессмертной «Твоя любовь сладкая, как имбирный пряник (о да, так и есть!)». Все вокруг хлопали, улыбались и крутились, как волчки. Впрочем, нет, не все. Занудник сидел на красном стуле с совершенно потерянным видом.

– Ты проверил всю Мастерскую игрушек? – спросил он Отца Топо, когда тот присел рядом с ним. Отец Топо окинул взглядом длинный стол, заставленный всевозможными рождественскими угощениями. Там были и имбирные пряники, и сливовый суп, и пирожки с вареньем, и шоколадные монеты, и морошковый пунш. Как жаль, что Малыш Мим не мог всем этим насладиться.

– Да, эльфы осмотрели каждый угол. Видимо, они вместе с Нуш куда-то отправились.

– Я просто не понимаю, – покачал головой Занудник. – Малыш Мим так мечтал пойти в Мастерскую. А Нуш так любит Рождество…

Отец Топо увидел, что руки у Занудника трясутся от волнения.

– Дома их н-нет, – всхлипнул тот. – На Оленьем лугу нет. В магазинах нет. На катке нет. Их н-нигде нет… Может, стоит позвонить Отцу Рождество? – Занудник высморкался в край туники.

Отец Топо знал, что он спросит об этом. В конце концов, у Отца Рождество были сани и летающие олени, и он мог поискать Малыша Мима и Нуш с воздуха. К тому же в рождественские дни чудовства в нём было больше, чем во всём Эльфхельме. Но Отец Топо также знал, что, если они позовут Отца Рождество на помощь, Рождество опять будет испорчено.

– Я…

Вдруг Отец Топо заметил в толпе чёрную бороду Отца Водоля. Тот надвигался на них, как грозовая туча, и другие эльфы на всякий случай шарахались в стороны. На лице у него крупными буквами было написано «ДЕЛО СРОЧНОЕ». Конечно, на самом деле там ничего не было написано, но прочесть эти слова можно было без труда.

– Что такое, Отец Водоль? – всполошился Отец Топо.

– Нуш, – встревоженно сказал тот. А надо заметить, что Отец Водоль не тревожился последние пятьдесят лет и десять месяцев. Так что внутри у Отца Топо всё похолодело. – Она оставила записку в моём кабинете. Написала, что отправляется в Долину троллей.

– К-куда? – У Занудника отвисла челюсть. – Но з-зачем?

Отец Водоль пожал плечами.

– Думаю, она собирается написать статью о троллях для рождественского номера. Нуш очень амбициозна. Она хочет получить работу Отца Широпопса, раз уж тот носу из дома не кажет. Думаю, твоя жена считает, что писать про оленей для неё слишком просто.

Занудник заплакал и задрожал с такой силой, что стул под ним заходил ходуном.

– Тише, тише, – поморщился Отец Водоль. – Если она действительно отправилась в Долину троллей, то шансы, что она умрёт мучительной смертью, составляют всего восемьдесят восемь процентов.

– О нет! – взвыл Занудник. А потом повторил свой горестный вопль ещё двадцать семь раз. И наконец сказал: – Думаете, Малыш Мим пошёл с ней? Пресвятые прянички, какой кошмар! Что же нам делать?

– Малыш Мим? – удивился Отец Водоль, и в глазах его мелькнула тревога. – Я не знаю, где он.

«Звенящие бубенцы» завели новую песню, на этот раз – об олене с красным носом, который обучался в Школе санного мастерства. Отец Топо пытался собраться с мыслями, но те с трудом пробивались сквозь весь этот шум. Зато Отец Водоль сразу подал идею:

– Занудник, только Отец Рождество может спасти твою семью, – сказал он.

– Но как же Рождество? – спросил Отец Топо.

– Рождество! – фыркнул Отец Водоль. – Ты серьёзно думаешь, что какое-то там Рождество важнее, чем жизнь твоей пра-пра-пра-пра-правнучки и её сына?

– Нет. Конечно, я так не думаю.

– Хорошо. Тогда тебе лучше поскорее с ним связаться.

Матушка Брир подскочила к Отцу Водолю и утанцевала его на другой конец зала. А Отец Топо остался с заплаканным Занудником, который смотрел на него с отчаянной надеждой.

Амелия с немым изумлением глядела на мир, проплывающий под санями. Она гладила Капитана Сажу, и морозный ветер играл с её волосами. Амелия молчала – не потому, что ей нечего было сказать, а потому что сказать хотелось слишком много. Её мысли мчались со скоростью ветра. В груди сумасшедшими вихрями кружились всевозможные чувства: облегчение, счастье, грусть, благодарность, горе, страх, удивление, злость. Но главным и самым сильным была тоска по дому. Она тосковала не по работному дому и даже не по дому на Хабердэшери-роуд. Амелия понимала, что сейчас там живут совсем другие люди, а даже если и нет, этот дом стал просто домом. Её снедала тоска не по месту, а по времени. Она скучала по тем временам, когда была маленькой девочкой – семи, шести, пяти, четырёх лет. Тогда она почти ничего не знала о мире. Но больше всего Амелия скучала по маме.

Отец Рождество ткнул пальцем в барометр надежды.

– Он так сияет в том числе благодаря тебе, – сказал он, пока они пролетали над Пруссией (сейчас примерно там находится Германия). – Благодаря тому, что ты снова поверила в волшебство. Понимаешь, ты была первым ребёнком, которому я принёс подарки. Потому что в тебе таилось больше всего надежды. Ты верила, что возможно всё. А это большая редкость, даже для ребёнка. Теперь ты снова веришь. А порой одного ребёнка, который всем сердцем верит в чудо, достаточно, чтобы восстановить гармонию Вселенной. Надежда питает чудовство, основу эльфийской магии.

– А как ты стал волшебным? – спросила Амелия.

Отец Рождество посмотрел в её полные любопытства глаза. Они мерцали, подобно маленьким планетам.