Эмма в ночи - Уэнди Уокер

Меня затопила волна счастья! Я подумала, что Рик рассказал им о лодке, о камнях и веслах, которые так и не помогли мне справиться с течением, и что они нас сейчас попросту отпустят. Нас совсем не удерживали насильно. Какими же мы были дурами! Ну почему, почему мы просто не попросили нас отпустить? Они все время были готовы это сделать! Я испытала чувство вины за то, что мы думали плохо о Билле и Люси, что были такими напыщенными и глупыми.

Эмма посмотрела на дочь и заплакала.

– Это правда? – спросила она. – Мы действительно можем вернуться домой?

– Ну конечно! – улыбнулась Люси. – Вы всегда могли уехать отсюда по первому желанию.

Они велели нам заканчивать с завтраком и паковать вещи. Мы не заставили просить себя дважды. Но перед этим, когда мы с сестрой поднялись на лестнице, где ей предстояло повернуть налево, а мне направо, она обняла меня, прижала к себе и сказала, что я нас всех спасла. Вы даже представить себе не можете, как быстро я собралась! Сложила пожитки в три пластиковых пакета, потому что больше у меня просто не было, а то, что в них не поместилось, бросила. Через полчаса мы с Эммой уже были на пристани. Стоял февраль, на улице царил неописуемый холод, пробиравший буквально до костей.

Билл с Люси и ребенком уже были там. Рик ждал в катере с заведенным двигателем. Я обняла их и поблагодарила за все, что они для нас сделали. Моему примеру последовала и Эмма. Билл взял наши вещи и положил в катер. Потом помог нам перебраться через леер и устроиться на борту. Люси стояла рядом с нами с ребенком на руках. Эмма потянулась к ней, чтобы его взять, но в этот момент катер пришел в движение и отчалил от берега. «Подождите! Остановитесь!» – заорала сестра Рику. Тот заглушил мотор. Мы были в десяти футах от пристани, Эмма изо всех сил тянула к дочери руки. «Что случилось, моя дорогая?» – спросила ее Люси. Лицо ее приняло самое что ни на есть злобное выражение. «Мой ребенок!» – сказала Эмма. «Э, нет! – крикнул ей в ответ Билл. – Что это тебе взбрело в голову? Джулия с вами не поедет!» Эмма стала орать и выкрикивать ужасные слова. Ощущение было такое, будто одиннадцать месяцев, в течение которых сестру лишали плоть от плоти и кровь от крови ее, наполнили ее душу ядом, который теперь прорвался наружу, будто лава из проснувшегося вулкана. «Отдай мою дочь, старая тупая сука!» – вопила она. Рик стоял, с отсутствующим видом глядя на океан. Катер относило течением в залив, и я знала, что вскоре его прибьет к западной оконечности острова. Море было таким же спокойным, как в тот вечер, когда я попыталась бежать, слышались лишь плеск лижущей борта воды да поскрипывание досок причала, когда на него накатывали и отступали волны. Я не верила своим глазам, хотя прекрасно понимала, что происходит.

Тогда Билл протянул нам клочок бумаги. «Джулия не твой ребенок, Эмма, а наш. Это свидетельство о рождении. Пол – женский. Родители – Люсиль Пратт и Билл Пратт», – прочел он документ, по его словам оформленный по всем правилам в мэрии Портленда. Вот что он сказал. Рик вновь завел двигатель. Из груди Эммы вырвался крик, подобных которому мне еще слышать не доводилось. До этого момента я даже не подозревала, насколько она любила дочь. И как жестоко теперь страдала. «Я вернусь сюда с полицией! Я докажу, что это не ваш ребенок! Докажу!» Сестра ждала от них реакции, но ее не последовало. Катер отходил все дальше от берега. И тут до меня дошло, что они задумали.

Я дважды закричала: «Эмма!» В первый раз добавила: «Когда мы вернемся, их здесь уже не будет! Они исчезнут. Вместе с ребенком! С таким документом на руках можно уехать куда угодно!» Эмма в ужасе посмотрела на меня. Потом подошла к краю катера и прыгнула в ледяные волны. Особенность пребывания человека в холодной воде заключается в том, что сердце его начинает учащенно биться, будто выходит из-под контроля. Становится очень трудно дышать. Возникает чувство, будто тебе на грудь уселся слон. Я увидела, что Эмма, пытаясь плыть, прилагает для этого отчаянные усилия.

Я крикнула опять, на этот раз одно-единственное слово: «Эмма!» Но она даже не оглянулась. Просто плыла дальше, хватая ртом воздух, превозмогая боль в груди и стараясь унять ухающее, будто молот, сердце. Рик развернул катер. От пристани мы были не больше чем в двадцати футах, но теперь нам противостояло течение. Эмма подплыла к причалу и взобралась на дощатый настил. Билл с Люси посмотрели на нее, потом перевели взгляд на меня. На лицах их застыло самодовольное выражение, будто мы были капризными детьми, заслуживающими наказания. Эмма, мокрая насквозь и дрожащая от холода, подбежала к Люси и ребенку, но Билл перегородил ей дорогу и схватил за руки. Она набросилась на него, как дикий зверь, с ее мокрых волос на настил во все стороны полетели капли ледяной воды. «Отдайте моего ребенка!» Люси теснее прижала девочку к себе и закрыла собой, чтобы та не видела Эмму, свою настоящую мать.

Билл тоже стал орать на Эмму: «Вы меня достали, глупые девчонки! Эгоистичные дуры, не понимающие, что хорошо, а что плохо!» Потом было много других слов, ужасных и грубых, о девушках, сексе и детях, и я вдруг поняла, что ему смертельно надоело терпеть наше присутствие ради счастья Люси. Его тошнило от этого мира, где неблагодарные девчонки то и дело рожают детей, в то время как его бесценная супруга этого сделать не может. Он стал подталкивать Эмму к краю причала. Она посмотрела на меня, бросила взгляд на океан, но в то же мгновение Билл толкнул ее и она опять полетела в воду! Потом вынырнула и поплыла обратно к пристани, однако Билл стал препятствовать ей на нее взобраться. Бить ботинком по пальцам рук, пока она не отказалась от своих попыток.

Выйти на берег Эмма пыталась трижды. Я видела, что ее губы посинели, а пальцы побагровели от крови. Припадок истерики затмил ясность ее суждений. Она орала с воды, Билл с пристани, я с катера. И тут Билл сделал самое ужасное. Увидев это наяву, я поначалу даже глазам своим не поверила. Он подошел к жене и взял у нее ребенка Эммы, нашу малышку. Сначала она ничего не сказала. Видимо решила, что он хочет отнести ее в дом. Но не тут-то было! Билл подошел к краю причала, схватил девочку и вытянул руку, держа ее над водой. «Клянусь Богом! – закричал Билл. – Я ее сейчас отпущу!» Не в состоянии произнести хоть слово онемевшими от холода губами, Эмма только затрясла головой. Она попыталась подплыть к ним, но Билл поднес кроху ближе к поверхности воды. Нам всем было понятно, что она скроется в черной пучине до того, как Эмма подоспеет ей на помощь.

Когда катер подплыл на достаточное расстояние, я спрыгнула на причал, ринулась к Эмме, схватила ее за руку и потащила к себе. Она была страшно тяжелой и в своем нынешнем состоянии мне ничем помочь не могла. Крепко удерживая ее за рубашку и брюки, я наконец выволокла из воды и сказала: «Мы остаемся! Остаемся и больше не будем доставлять никаких проблем! Обещаю вам! Ну пожалуйста!» Билл прижал орущего ребенка к груди и отошел от края причала. Потом отдал его Люси, молча взиравшей на происходящее. Сейчас, мысленно возвращаясь к тому моменту, я думаю, она знала, что Билл никогда не выпустит из рук малышку, которую она считала своей, чтобы та утонула, и только поэтому не проронила ни звука. Но сделал бы он это или нет – не играло никакой роли. Важно было другое – у нас не было выхода. Стоило нам уехать без девочки, как мы больше никого из них никогда бы не увидели.