Битва у Варяжских столпов - Михаил Серяков

Но самым важным открытием являются артефакты, указывающие на еще одну специализацию городища: «Представляет интерес занятие древних любшанцев обслуживанием судоходного пути, который в это время только начал свое функционирование на Великом Волжском пути из Балтики в Восточно-Европейскую равнину и далее на Кавказ, Закавказье и Арабский Восток. При раскопках найдена многочисленная серия (около 50 экз.) железных корабельных заклепок и их заготовок. Значимость их обнаружения заключается в том, что такие детали в корабельной технике использовались при соединении деталей крупных морских судов. Далее выходцы из Балтики должны были оставлять свои корабли в удобной гавани и плыть затем на мелких речных судах»{318}. Геологи считают, что Нева и Волхов стали судоходны относительно недавно, во время позднеголоценовой трансгрессии, которая, по мнению большинства специалистов, произошла примерно 2000 лет назад. Таким образом, вскоре после возникновения природных условий для начала функционирования Волго-Балтийского торгового пути его начинают активно осваивать западные славяне. Именно они, а отнюдь не скандинавы строят мощную Любшанскую крепость, уникальную для всего региона, которая на протяжении более столетия надежно контролировала ключевой участок торгового пути и защищала торгово-ремесленное поселение в Ладоге. А защищать было что: «Баснословную прибыль, достигавшую иногда 1000%, приносила разница в стоимости, исчисляемой в серебре, пушнины у северных народов и на восточных рынках»{319}. Именно для защиты этой сверхприбыльной торговли и возводилась западными славянами столь укрепленная крепость, не имевшая аналогов во всем регионе.

Славянскую принадлежность Любшанского городища, основанного ранее Ладоги, признает и норманист Г. С. Лебедев: «Височные кольца, в том числе спиралеконечные, характерные для раннеславянской культуры во всей “северославянской этнокультурной зоне”… убедительно обосновывают безусловно славянскую принадлежность укрепленного поселения. (…) Таким образом, Любша — первый по времени памятник славян в ладожской округе, предшествующий появлению застройки середины VIII в. на Староладожском Земляном городище…»{320}В свое время Л.С. Клейн, рассуждая об археологических следах миграции норманнов, в качестве одного из них, свидетельствующего о подчинении местных жителей завоевателям, выделил следующий признак: «Комплексы пришлой культуры — с оружием и в центре, вокруг — местной и без оружия»{321}. Думаю, приверженцы интеллектуальной честности и борцы за правду в исторической науке не будут возражать против распространения этого принципа и на различные типы городищ. Если одно поселение обнесено мощными укреплениями, уникальными для всего региона, а второе, находящееся в пределах видимости на другом берегу реки, полностью лишено каких бы то ни было укреплений, то едва ли могут быть сомнения по поводу того, какое именно поселение в военно-политическом отношении господствует как над соседним поселением, так и над всей округой. Таким образом открытие Любшанского городища поставило жирный крест на всех рассуждениях норманистов о господстве скандинавов над славянами на севере Руси, о том, что именно викинги были теми самыми варягами, которые взимали дань с восточноевропейских племен и контролировали пролегающие через их земли торговые пути. По иронии истории именно археологические данные окончательно опровергли все норманистские гипотезы на эти темы, которые они самозабвенно повторяли многие десятилетия.

Изложенные выше факты относительно севера Руси полностью согласуются с выводами, уже давно сделанными исследователями применительно ко всей волго-балтийской торговле. «К настоящему времени, — подчеркивал еще в 1956 г. В.Л. Янин, — 25 наиболее ранним восточноевропейским кладам куфических монет конца VIII — первой трети IX в. и трем десяткам отдельных находок того же времени в Восточной Европе может быть противопоставлено в Западной Европе только 16 кладов и 13 отдельных находок. (…) Что касается роли скандинавов на этом начальном этапе торговли, то из 16 кладов конца VIII — первой трети IX в. только три обнаружены на Готланде и один в Упланде, на территории материковой Швеции. Два ранних готландских клада (783 и 812 гг.) очень малы. В одном из них содержалось 8, в другом 11 монет. Третий датируется 824 г., а клад из Упланда — 825 г. Остальные 12 западноевропейских кладов ничего общего со Скандинавией не имеют: пять из них найдены в Померании и датируются 802, 803, 816, 816 и 824 гг.; три — в Восточной Пруссии и датируются 811, 814 и 818 гг.; три в Западной Пруссии — 808, 813 и 816 гг.; один клад 810 г. обнаружен в Мекленбурге.

Таким образом, основная и притом сравнительно более ранняя группа западноевропейских кладов восточных монет обнаружена не на скандинавских землях, а на землях балтийских славян. Миф об исконности организующего участия скандинавов в европейско-арабской торговле не находит никакого обоснования в источниках.

(…) Обращение Восточной Европы в основном поглощает приходящую с Востока монету, но торговые связи восточных и западных славян, игравшие, судя по статистике кладов, меньшую роль в экономике восточнославянского общества, приводят к частичному отливу куфической монеты на земли балтийских славян. Эти связи осуществляются непосредственно между населением Восточной Прибалтики и балтийскими славянами и являются по существу внутриславянскими связями, развивавшимися без заметного участия скандинавов. Только в самом конце первой четверти IX в. появляются скандинавские клады куфических монет, сколько-нибудь значительные в количественном отношении»{322}. Если же принять во внимание, что торговые связи с Готландом были в немалой степени обусловлены славянским населением города Висби, то реальное участие собственно скандинавов в торговле с Востоком будет еще менее значительно. О роли этого острова в общескандинавской торговле с Востоком красноречиво говорят следующие цифры: если во всей Скандинавии в кладах найдено 55 900 арабских монет{323}, то из них на долю Готланда приходится 45 тысяч{324}. Как видим, не существуй у готландских купцов связей в славянской среде, количество восточного серебра в Скандинавии было бы весьма незначительно. Удельный вес скандинавов в торговле с Востоком помогает понять еще одна цифра: по утверждению самих норманистов, только в X в. в Северную Европу по Волжско-Балтийскому пути, главным образом через Ладогу, поступило 125 миллионов серебряных дирхемов{325}. В своей совокупности археологические данные показывают, что скандинавам позволялось принять участие в чрезвычайно прибыльной торговле с Востоком, первоначально через посредство живших на Готланде славян, однако к контролю над этой торговлей их никто подпускать не собирался, а ключевой ее участок надежно охранялся славянской Любшанской крепостью.

Аналогичные межславянские связи в балтийской торговле прослеживаются и на материале западноевропейских кладов. По их составу заметно безусловное родство южнобалтийских и древнерусских кладов и их явное отличие от скандинавских, в том числе и готландских. Дело в том, что в скандинавских кладах очень высок процент английских денариев, обусловленный победами викингов над англосаксами, в то время как в западнославянских и древнерусских кладах он незначителен и там преобладают германские монеты. При этом, отмечает В.М. Потин, крупнейшие клады западноевропейских монет X–XI вв. найдены именно в западно- и восточнославянских землях, наглядно показывая, откуда именно шел на Русь основной поток германских денариев{326}. То же самое мы видим и на примере венедок — монет прибалтийских славян. За пределами западнославянского ареала наибольшее количество кладов с ними найдено на территории Восточной Европы — 45 кладов, в то время как в более близкой к ним Дании всего лишь 8 кладов, на острове Борнхольм — 3, в Норвегии — 12, на острове Готланд — 19 кладов{327}. Данные факты показывают не только двусторонний характер славянской торговли по Варяжскому морю, но и то, что она осуществлялась без посредничества скандинавов.