Вспоминалки - Владимир Рыскулов

сидело несколько десятков человек, и надо было говорить так, чтобы каждый из них, даже сидящей в дальнем конце помещения, слышал перевод.

О пассивном и активном словарном запасе

Человек, изучавший когда-то иностранный язык, довольно долго сохраняет способность понимать его на слух и при чтении. При этом он быстро утрачивает навыки самостоятельного говорения и письма, то есть иностранные слова переходят из его активной памяти в пассивную и хранятся в ней наподобие заархивированных файлов. У переводчика, который постоянно задействован в работе с носителями языка, активный словарный запас стремится к тому, чтобы приблизиться к объему пассивного. Сравняться с ним он, конечно, не может, но в состоянии не слишком сильно отставать от него.

Каким образом мне удавалось хранить в памяти тысячи слов обычной лексики и терминологии? С последней я поступал так. Все незнакомые мне слова из разных областей науки я записывал в блокнот и дома уточнял их значения. В следующем я отводил отдельные страницы, касающиеся, например, нефтегазовой промышленности, сельского хозяйства, финансов, медицины, юриспруденции, ремонта автомобиля и т. п.), куда вносил соответствующие слова. Если вдруг я узнавал, что мне надо ехать в какое-то министерство, где я давно не был, я открывал блокнот и просматривал всю терминологию, которая касалась работы этого министерства.

О каком количестве слов идёт речь? Секретарша, одно время сидевшая рядом со мной возле кабинета экономсоветника, любила шутливо проверять мои знания с помощью Карманного русско-арабского словаря. Оказалось, что я помню практически все из тех 11000 слов, которые в нём содержатся. Но в него не входят специальные термины и целый блок слов, которые употребляются лишь в диалекте. Кроме того, мне часто не хватало даже больших Русско-арабского и Арабско-русского словарей, поэтому приходилось многое вписывать в них карандашом между строк. При письменном переводе с арабского на русский, мне попадались такие сложные обороты, что я сам никогда бы их не придумал. Поэтому я их выписывал отдельно, чтобы потом использовать в своих переводах с русского на арабский.

О трудностях перевода

Конечно, во время устного перевода возникали многочисленные проблемы, связанные с наличием в арабских странах местных диалектов. Если в Сирии, Ливане, Иордании и Палестине говорят примерно на одном диалекте, то уже в расположенном близко от них Ираке он совсем другой (в приложении к диплому ИСАА при МГУ он записан у меня в качестве дополнительного восточного языка). Что касается арабов из стран Большого Магриба (Марокко, Алжира, Туниса, Ливии и др.), то их с трудом понимают жители восточной части арабского мира. Даже в относительно лёгком сирийском диалекте так искажается произношение слов литературного языка (используется в книгах, прессе, официальных речах политиков и сводках новостей) и добавляется столько своих, весьма специфических, что начинающему переводчику он кажется какой-то абракадаброй. Возникают ситуации, когда он, попадая в среду обычных необразованных людей, он не понимает их, а они — его. Поэтому по неволе возникает необходимость переучиваться прямо на месте. Следует отметить, что и внутри сирийского диалекта выделяются свои говоры, в зависимости от провинции, где родился и вырос тот или иной человек. Существует также разница в речи жителей городов и деревень.

Что касается меня, то, если собеседник говорил на литературном языке, я понимал практически всё (когда я только начинал свою работу, мой научный руководитель, опытный переводчик, сказал мне, что понимать семьдесят процентов — это уже хорошо). Если же он объяснялся на диалекте, то возникали недоразумения. Хуже всего, если на нём говорили в официальной обстановке. Этим грешили почти все генералы и офицеры, но и среди гражданских лиц это было очень часто, например, на диалекте всегда говорил премьер-министр Сирии и даже женщина, возглавлявшее министерство культуры.

Следует также отметить, что в арабский литературный язык вошла вся лексика Корана и доисламской поэзии, которая вобрала в себя говоры разных племён, населявших Аравийский полуостров. Отсюда огромное количество синонимов, в которых тонешь, как в океане. К тому же большинство носителей языка не делает никаких скидок переводчику, забывая о том, что он — иностранец и не обязан всё понимать. Более того, бывают такие люди, которые стараются максимально затруднить его работу. Например, меня не раз удивлял министр экономики Сирии, говоривший медленно, но так тихо, что я был вынужден весь вытягиваться вперед и поворачиваться к нему ухом, с напряжением вслушиваясь в его речь (тут мне было, явно, не до синхронного перевода). Но он будто ничего не замечал, и это могло продолжаться часами. Не говоря уже о том, что во время срочной военной службы мне постоянно приходилось переводить пожилого сирийского генерала, командира зенитно-ракетной бригады в Хомсе, который при разговоре не выпускал изо рта курительную трубку, хотя я и без неё едва понимал его махровый диалект. Не только у меня были такие проблемы. У нас на контракте русистов работал ингуш, который в процессе преподавания русского языка в военном колледже начал хорошо понимать сирийский диалект и говорить на нём. Как-то туда из Москвы приезжает один советский генерал со своим переводчиком. Разговор за столом с начальником колледжа, он плавает, преподаватель русского языка начинает ему тихонько подсказывать. Тот его в конце благодарит:

— Ну, ты, брат, меня выручил.

Ещё до Хомса я два месяца ежедневно со всеми ездил из Дамаска на военный аэродром в пустыне. В течение двух часов дороги я без умолку болтал с местными офицерами, которые в то время не спали, за что они шутя называли меня «бу́льбуль» (соловей). Наши советские специалисты, привыкшие слышать от местных жителей только сирийский диалект, спрашивали меня:

— Да на каком языке ты с ними говоришь?

Это параллельное существование внутри одной страны двух фактически разных языков сильно затрудняло работу переводчика.

О беглости речи

Что касается устной речи на иностранном языке, то у переводчика, который только начинает общаться с его носителями, она представляет собой её мысленное переложение с родного на иностранный язык. Поэтому обучая других, я всегда налегал на письменный и устный перевод с русского на иностранный. Это первая и необходимая ступень к овладению языком. В дальнейшем такой мысленный перевод незаметно отступает на задний план и делается автоматически, то есть ты говоришь на иностранном языке, но уже не обращаешь внимания на то, что переводишь: это происходит как будто без твоего участия. Следующая стадия (и я дошёл до неё) наступает, когда, говоря с самим собой, а подчас и думая, ты начинаешь вдруг вместо родных слов произносить иностранные. О конечном этапе могут