Буря перед бурей. История падения Римской республики - Майк Дункан

Мы не только не можем сказать, кем были кимвры, но и ответить на вопрос, почему они вообще решили мигрировать. Географ Страбон утверждает, что покинуть землю предков на берегах Северного моря их вынудило «морское наводнение»[130]. Но что бы за этим ни стояло – изменение экологии, перенаселенность, межплеменная война или же сочетание всех этих факторов – к 120 г. до н. э. двести-триста тысяч кимвров собрали вещи и двинулись на юг. К 113 г. до н. э. они достигли сегодняшней Словении, и от Италии их теперь отделяли только Альпы. Одно из местных племен предупредило римлян о неожиданном появлении этой орды и обратилось к сенату за защитой.

Встревоженный потенциальной угрозой, нависшей над северной границей Рима, сенат приказал консулу Гнею Папирию Карбону – брату того самого члена земельной комиссии Гракхов, которого довели до самоубийства, – повести туда легионы и защитить рубежи. Чтобы кимвры гарантированно не вошли в Италию, Карбон расположил войска на основных горных перевалах. То ли из-за присутствия легионов, то ли потому, что Италия не входила в их первоначальные планы, кимвры двинулись дальше в регион, известный сегодня как Австрийские Альпы. Когда они миновали его аванпосты, Карбон перегруппировал легионы и последовал за ними на безопасном расстоянии, дабы понаблюдать за их передвижениями и убедиться, что племя не намерено сворачивать налево в Италию.

Заметив, наконец, римлян, кимвры выслали на встречу с Карбоном послов, которые удивили консула своими обходительными манерами и еще больше внушили симпатию, сказав, что не ищут ссор, а лишь пытаются найти свободную для заселения территорию.

Карбон – явно сделав в их сторону дружественный жест – выделил им несколько местных проводников, чтобы они показали кимврам дорогу в Галлию, сказав, что их путь лежит мимо города Норея. Но то ли он истинные намерения кимвров вызвали у него подозрения, то ли жаждал удостоиться триумфа, но этот дружественный жест в действительности оказался дьявольской хитростью. Карбон приказал проводникам повести кимвров окружным путем через горы, а сам вместе с легионами отправился прямиком в Норею. Там войско консула скрытно заняло позиции и затаилось, планируя наброситься, когда, наконец, появятся ничего не подозревавшие кимвры.

Философы военной науки утверждают, что победа в сражении зачастую достается генералу, способному либо грамотно выбрать поле боя, либо воспользоваться элементом неожиданности. Под Нореей у Карбона было и то и другое, но на пользу ничего не пошло, потому как он самым радикальным образом недооценил масштаб врага. После того, как Карбон устроил свою ловушку, кимврские воины, своим подавляющим численным превосходством, быстро разбили его легионы и обратили их в беспорядочное бегство. Он потерпел унизительное поражение.

К счастью для римлян, одержанная победа не сподвигла кимвров вторгнуться в Италию. Они, похоже, и правда искали спокойный край, где можно было бы поселиться, и не желали больше связываться с лживыми и воинственными римлянами. Но судьба уже связала два эти народа неразрывными узами – битва при Норее была только началом Кимврских войн.

Еще до появления этого кочевого племени состояние северных границ – которые теперь испытывали постоянный, а может даже роковой натиск со стороны мигрирующих полчищ – отнюдь не вызывало у сената восторга.

Проблемы начались в 114 г. до н. э. на границе с Македонией после того как скордиски, которые господствовали на Дунае, опустошили фракийское племя, стали совершать набеги на лежавшую к югу от них римскую территорию. Чтобы положить этому конец, сенат отправил консула Гая Порция Катона, внука легендарного Катона Старшего, но его армию разбили. Когда оборона римлян в Македонии пошатнулась, скордиски сокрушили гарнизоны резерва и оставили после себя обширные разрушения. Вот как описывал их нашествие один потрясенный римлянин: «И не было в то время ничего более жестокого, чем их обращение с пленниками: они совершали возлияния богам человеческой кровью, пили из человеческих черепов и делали для себя забаву из смерти пленников, сжигая их и удушая дымом»[131]. Кульминацией всего стало разграбление Дельфийского оракула – одной из самых прославленных и священных институций греческого мира. Оракула, известного своим хранилищем богатейших сокровищ, защищала общепризнанная святость, но скордиски даже не думали ее признавать и разграбили Дельфы по первому своему желанию.

После того, как они двинулись в Македонию, в последующие два года сенату пришлось посылать туда один легион за другим. В 113 г. до н. э. римские армии повел за собой один из Метеллов, а год спустя его сменил наш старый друг Марк Ливий Друз, тот самый коварный трибун, который за десять лет до этого успешно ставил подножки своему коллеге Гаю Гракху. Этот человек, теперь уже консул, успешно завершил конфликт, закончив год своего пребывания на этом посту в походе и одержав решающую победу, которая, наконец, вышвырнула скордисков из римской территории. Но те по-прежнему представляли собой постоянную угрозу, поэтому в 110 г. до н. э. сенату пришлось отправить еще одного консула для энергичного патрулирования македонской границы и ее защиты от дальнейших вторжений.

С учетом скордисков, бесконтрольно сновавших по Македонии и Греции, а также полчища кимвров, шатавшихся в окрестностях Альп, первейшим приоритетом для сената в те годы стала стабильность северных границ. Кризис на севере, вполне естественно, в значительной степени объясняет столь вялый ответ римлян Югурте. Предводители сената, такие как Скавр, надеялись, что переговоры и терпение помогут восстановить порядок в Нумидии, которая почти сто лет была верным союзником Рима. И события, в которых историки более позднего периода, такие как Саллюстий, усмотрели скандальное взяточничество, могли попросту свидетельствовать об осознании гораздо более значимой угрозы на севере. Зачем посылать войска в Нумидию, если Италии и самой грозило варварское вторжение с севера?

Проблемы в охране северных границ оказали на римскую политику влияние и в другом аспекте: потерпевших поражение военачальников за их неудачи стали преследовать в судебном порядке. После разгрома армии скордисками в 114 г. до н. э. Катон предстал перед комицием, и избежать изгнания ему удалось лишь с большим трудом – в обществе бытовало мнение, что увильнуть от наказания ему удалось, только подкупив судей. Гнею Карбону повезло меньше. В 111 г. до н. э. Народное собрание вызвало его, чтобы выслушать отчет о том, как он сначала спровоцировал, а затем проиграл битву при Норее. Марк Антоний, представлявший сторону обвинения, без труда убедил суд признать его вину. Как и его брат, Карбон, дабы избежать изгнания, покончил с собой. Поскольку оба брата умерли после того, как их затравили искушенные ораторы-оптиматы Антоний и Красс, их сыновья в последующие годы проникнутся к оптиматам особенной ненавистью.

Несмотря на волнения на севере, народ Рима все так же распалялся от поведения Югурты. Бежав в 111 г. до н. э. из города, нумидийский царь вернулся домой и собрал армию. Не в состоянии игнорировать оскорбительные выходки Югурты, в 110 г. до н. э. сенат переправил через Средиземное море еще несколько легионов. В ответ на это вторжение, нумидийский царь начал затянувшуюся на год военную кампанию, состоявшую из увиливаний, заминок и хитростей, стараясь, чтобы римляне по уши в ней увязли. Наконец, в январе 109 г. до н. э. Югурта заманил легионы в ловушку. Римлянам, окруженным нумидийскими войсками и потерявшим всякую надежду, выдвинули простое условие: либо они в течение десяти дней добровольно покидают Нумидию, либо все до одного погибают. Желая придать поражению еще более унизительный характер, нумидийский царь потребовал «провести побежденных легионеров под ярмом», т. е. совершить позорный ритуал, в ходе которого враг в самом прямом смысле проходил под упряжью, признавая свой проигрыш. Пойманные в капкан римляне согласились на все условия, прошли под ярмом и покинули Нумидию.