Выкуси. История любви - Кристофер Мур

— У него был меч, — сказал Дрю и тут же быстро опять отвернулся к прилавку.

Патрульный Тань закатил глаза.

— Мясник утверждает, что у старика с собой была какая-то палка. И он ею оборонялся.

— Одно то, что он не вытащил его из ножен, не отменяет того, что это меч, — сказал Джефф, высокий светловолосый бывший спортсмен.

— То был бой чести, — сказал Трой Ли.

— Один старичок с палкой против вас семерых? — переспросил Ривера. — Чести?

— Он велел моей бабушке сосать ему хуй, — ответил Трой.

— И все равно, — сказал Кавуто.

— Но она ответила «ладно», — сказал Трой.

— Мутное это все дело, — высказался Хлёст.

Бабушка, стоявшая в кучке негодующих окровавленных покупателей у другой стены, выпустила по служителям закона и охранникам порядка залп на кантонском. Ривера глянул на патрульного Таня: переведи, мол.

— Она утверждает, будто не поняла, что он говорил. У него был сильный акцент.

— Без разницы, — сказал Ривера. — Где парень с этой предположительно палкой?

— Сбежал еще до того, как мы подъехали, — ответил Тань. — Мы вызвали подкрепление, но потом отправили наряд на поиски жертвы, когда эти ребята не оказали сопротивления.

— Сопротивление бесполезно, — произнес Клинт голосом робота.

— Я думал, ты христианин, — заметил Кавуто.

— Что, нельзя одновременно любить Иисуса и «Звездный путь»?

— Ох да ёксель же моксель. Ривера, давай просто арестуем этих межеумков и…

Ривера поднял руку, чтобы все замолчали.

— Патрульный Тань, боюсь, мне эти люди действительно нужны. У вас есть их имена на тот случай, если парень с палкой появится и выдвинет обвинение. Пусть все пострадавшие запишутся у мясника. Эти ребята оплатят им химчистку.

— Есть, сэр, — ответил Тань. — Они полностью ваши. Наручники срезать?

— Нет, — ответил Ривера. — Пойдемте, мальчики.

Он вывел Животных со связанными за спиной руками из мясницкой лавки на кишащий прохожими тротуар Стоктон-стрит — макнул прямо в людскую реку.

— Бабушку Троя Ли тоже лучше прихватить, — сказал Хлёст, отваливаясь в сторону, потому что его толкнул уличный торговец с тележкой, полной ящиков.

— Ага, у бабули есть тайное оружие, — выпалил Трой Ли.

— Слыхал, — ответил Кавуто.

А Джефф, спортсмен-дылда, задумчиво произнес:

— Эй, а кому-нибудь понятно, зачем японскому старичку восемь кварт животной крови?

Да, это драма. Ронни вся ревет и прячется в соседней комнате, птушто я отпила у нее крови. Ебать-колотить, рева-эмокорова, будь уже настоящим ковбоем нахуй, у тебя ж ее целые кварты! Она чего хотела — меня укокошить, да еще и бесплатно? Я вам не доступная шлюха смерти, которую убивай не хочу за просто так, я носферату, би-льять. У этой срани ценник есть. А кровь у нее на вкус — как крем от прыщей. Я чуть харч не метнула.

Верняк, très клево, non? Кароч, раз теперь я темная и прекрасная тварь невыразимого зла, наверно, заведу себе блог с платной подпиской. Только вот типа рекламировать одну тьму и невыразимое зло, птушто с красотой я тотально всего лишь щегол. Во-первых, татухи мои все тотально пропали. До единой! Кагбэ стерли их. После того как я сдалась на милость темного дара, заглотив целый МамБотов пузырек снотворного, Ронни спрятала меня под кучей одеял и плюшевых зверюшек у себя в комнате, и когда я проснулась на закате и выползла из своей гробницы мишек-любишек, маппетов и чего не, все мои наколки тотально стерлись. Типа чернила выпихнуло на поверхность кожи. Теперь у Ронни на Элмо-Эпилептике больше моих чернил, чем на мне. И пирсинги мои все зажили. Все мои штифты и кольца на ковре.

Сиськи? По-прежнему прискорбны. Я так надеялась накинуться на Фу и тотально засветить ему свой уматнейший вампирский бюст. Типа как бюстье надеть и поджать девочек в натуре так, чтоб через край лезли, а потом такая — БАМ! «Прикинь, Фу. Пади ниц пред убийственным декольте и взмолись, чтоб я ткнула в него твоей симпатичной ниндзевой мордахой». Но нет! Теперь он будет весь такой: «О, да ты, похоже, себе за пазуху пару даймов уронила, вампическая детка. Тебе помочь их выудить?»

В общем, я страдаю.

А импланты нельзя. Я видела, что стало, когда синяя шлюха Животных овампирилась. Просыпаешься, а твой силикон весь на полу, и ты такая: «Эй, я типа у сотни чужих людей отсосала, чтоб их себе заполучить». Я примерно оцениваю. Уверена, что количество чужих людей будет варьировать в зависимости от доминирующих расценок на отсос и хирургию в каждом конкретном регионе. (Если у тебя мать медсестра, хочешь не хочешь, а приобретешь тайное медицинское знание.) И убирать с себя ничего нельзя, понимаете, если вдруг занадобится.

Даже макияж мне развезло — там, где Ронни пыталась придушить меня подушкой, так что на ремонт типа час уйдет. Я слыхала, иногда, если передознешься целым возом наркоты, умираешь не всегда, птушто сердце у тебя не останавливается, поэтому голову надо класть в целлофановый пакет. Только мне не хотелось — я навела себе грим Клеопатры на глаза, очень такой элегантный, чтоб при воскрешении выглядеть реально жарко. Поэтому Ронни надо было мне ладонью рот и нос зажать, пока дышать не перестану, а потом типа мне помаду подправить, если размажется. Птушто иначе я вся буду такая «подружка в коме»[6]не одну неделю, а МамБот разноется, как она не может меня отсоединить, ибо у нее-де муки совести из-за того, что меня всю жизнь чморила и никогда не ценила моей темной неоднозначности, внутренней красоты и чего не, а для такого мне слишком много всякой херни надо сделать.

Только Ронни даже не дождалась, пока меня вырубит. Я только пилюли «Солнечным восторгом» запила (птушто носферату полюбляют иронию) и легла на пол, как мы и планировали, чтоб Ронни меня потом просто под кровать закатила подальше от смертоносных солнечных лучей и мамы. Кароч, я оплакиваю утрату своей смертности и чего не, а Ронни такая фигак подушку мне на лицо и сама сверху садится. А я вся такая: «Погоди, погоди, ммффххх, ммпффкхх».

И тут она как выдаст — мне прямо в лицо — свой вонючий такой веганский бздох, это птушто она веган с тех самых пор, как у ней вшей обнаружили и мы побрили ее налысо. (Не знаю с чего. Что-то про чеснок и паразитов. Она безумна.) Тут я тащемта решила, что с темным даром можно и обождать, а Ронни следует умереть, как только я ее с себя скину. А она типа еще раз как перднет! Ведь костлявей же меня. Не знаю даже, как в ней столько помещается. И ржет при этом так, что сама с меня падает — ну, тут я и делаю свой ход.

И давай тащемта по всему дому за ней гоняться типа: «Я с тебя всю кожу сдеру и сапоги из нее сошью, а в них только по собачьим какашкам буду ходить», — и прочее, чем обычно грозятся сверхнегодяи, а потом все как-то вихляться начало, и последнее помню только, как вышла на балкон сквозь стеклянную раздвижную дверь и типа мячиком отскочила от нее. В общем, так трагично я умерла молодой, никто по мне там не скорбел, и слез по мне не лил, и не целовал меня в хладные безжизненные уста и чего не.