Больше чем просто дом - Фрэнсис Скотт Фицджеральд

— Я к тебе по пустякам не пристаю, но, когда обманутые мужья начинают приходить в наш дом, тут уже не до шуток.

— Здесь другая история, Бетти. Все это осталось в прошлом.

— А по мне, так очень даже в настоящем.

— Не заблуждайся насчет Хелен. Она порядочная женщина.

— И ты в этом не виноват, я знаю.

Он устало опустил голову на руки.

— Я пытался ее забыть. Шесть лет я избегал ее, как мог. Но когда месяц назад мы встретились, все нахлынуло на меня вновь. Постарайся понять, Бет, ведь ты мой лучший друг, ты единственная из всех людей, кто меня действительно любил.

— Я и сейчас тебя люблю — когда ты хорошо себя ведешь, — сказала она.

— Не беспокойся, с этим покончено. Хелен любит своего мужа и поехала со мной в Нью-Йорк только потому, что он ее разозлил. Меня она всегда держала — и сейчас держит — на определенной дистанции… Как бы то ни было, я больше не намерен с ней видеться. Иди в постель, Бетти. А я немного поиграю.

Он поднялся, но был тут же ею остановлен.

— Сегодня ты не сядешь за рояль.

— О, прости, я забыл про Джози, — сказал он, полный раскаяния. — Ну тогда выпью бутылку пива и приду в спальню.

Он приблизился и обнял ее:

— Милая Бет, ничто не сможет нас разлучить.

— Ты плохой мальчик, Тедди, — сказала она. — Я никогда бы так плохо с тобой не поступила.

— Как ты можешь знать это наверняка, Бет? Откуда тебе знать, как бы ты поступила?

Он пригладил ее растрепавшиеся темно-русые волосы, в тысячный раз убеждаясь, что эта женщина не имеет над ним никакой колдовской власти, и в то же время понимая, что не смог бы и шести часов подряд прожить вдали от нее.

— Милая Бет, — прошептал он, — милая Бет.

Олдхорны разъезжали с визитами. В последние четыре года — с той поры, как Стюарт перестал работать на Гаса Майерса, — они много времени проводили в гостях. Зимой их дети гостили у бабушки в Нью-Йорке и там же ходили в школу. Стюарт и Хелен навещали друзей в Эшвиле, Эйкене и Палм-Бич, а для летнего отдыха всегда удавалось найти какой-нибудь небольшой коттедж на Лонг-Айленде, в поместье хороших знакомых. «Дорогие мои, да этот домик только зря пустует, — говорил владелец поместья. — О плате и речи быть не может. Вы окажете нам услугу, согласившись его занять».

И как правило, они эту услугу оказывали, прилагая немало усилий к тому, чтобы поддерживать в себе неизменную готовность и энтузиазм, каковые и составляют умение быть приятными гостями, — так что постепенно это стало их «профессией». В ходе перемещений по городам и весям страны, быстро богатевшей благодаря войне в Европе, Стюарт где-то сбился с верного пути. Отметившись двумя триумфальными выступлениями на любительском чемпионате по гольфу, он в конечном счете стал профессиональным тренером в клубе, одним из основателей которого некогда был его отец. Он никак не мог обрести душевный покой и ощущал себя неудачником.

В этот раз они проводили уик-энд у одной из учениц Стюарта. После партии в гольф двумя смешанными парами Олдхорны отправились в выделенную им комнату, чтобы переодеться к ужину. Обоих переполняли негативные эмоции, накопившиеся за несколько последних, не слишком удачных месяцев. Перед тем Стюарт играл в паре с хозяйкой дома, а Хелен составила пару с другим мужчиной. Стюарт всегда страшился раскладов, когда они с Хелен противостояли друг другу; он преднамеренно смазал последний удар на восемнадцатой лунке — однако мяч как-то ухитрился закатиться в лунку. Хелен постаралась сохранить хорошую мину при плохой игре, но весь остаток дня назло супругу оказывала знаки внимания своему напарнику.

Когда они входили в комнату, на лицах обоих еще сохранялось притворно-веселое выражение, но, как только закрылась дверь, лицо Хелен помрачнело. Она села за туалетный столик и уставилась в зеркало, как будто ее собственное отражение было здесь единственной достойной компанией. Стюарт следил за ней, нахмурив брови.

— Я знаю, почему ты в таком дурном настроении, — сказал он, — хотя ты сама можешь этого и не знать.

— Я в нормальном настроении, — возразила Хелен.

— Ничего подобного. И я знаю настоящую причину, о которой ты, возможно, не догадываешься. Все потому, что я уложил тот мяч в лунку и выиграл партию.

Она очень медленно повернула голову в его сторону:

— Вот как, у меня появился еще один недостаток? Теперь, ко всему прочему, я стала плохой спортсменкой!

— Как спортсменка ты всегда на высоте, — заверил он, — но к чему этот демонстративный интерес к другим мужчинам? Почему ты глядишь на меня так, будто я… будто я отдаю душком?

— Я за собой такого не замечала.

— Зато заметил я.

Он знал, что с некоторых пор в их жизни всегда присутствовал еще какой-нибудь мужчина — какой-нибудь богач, который своим ухаживанием за Хелен давал ей то ощущение надежности и уверенности, которое не мог обеспечить Стюарт. У него не было повода ревновать к кому-то конкретно, но само по себе существование всех этих ухажеров вызывало раздражение. Его злило, когда Хелен при любом, даже самом пустяковом разногласии своими действиями давала понять, что он уже не является единственным мужчиной, целиком заполняющим ее жизнь.

— Если Энн получила какое-то удовлетворение от победы, я рада за нее, — вдруг сказала она.

— К чему эта мелочная язвительность? Сама знаешь, что ей до тебя далеко. На бостонском турнире ей не пробиться и в третий круг.

Осознав свою неправоту, она сменила тон.

— Не в этом дело. Просто мне хочется играть в паре с тобой, как прежде. Но ты сейчас должен мучиться на подхвате у всяких слабаков, вытаскивая мяч черт знает откуда после их корявых ударов. И потом… — Она помедлила с продолжением. — И потом, совсем не обязательно так любезничать со своими партнершами.

От него не ускользнули презрительные нотки в ее голосе — за притворной ревностью скрывалось растущее безразличие. А ведь было время, когда настороженный взгляд Хелен неотрывно следовал за супругом, случись тому танцевать на вечеринке с другой женщиной.

— Моя любезность — часть моей работы, и только, — ответил он. — Этим летом уроки приносили мне по три сотни в месяц. Что, как не эти любезности, даст мне возможность через неделю поехать в Бостон и увидеть твою игру на турнире?

— Ты должен увидеть мою победу, — заявила она. — Ты это знаешь?

— Этого я хочу больше всего, — автоматически подтвердил он, но уже в следующий момент, покоробленный ее неуместно вызывающей интонацией, подумал: а так ли ему на самом деле важно, победит она или нет?

В тот же самый момент Хелен взглянула на ситуацию с иной точки зрения — она по-прежнему могла выступать на любительских турнирах, куда Стюарта как профессионала уже не допускали, так что коллекцию на стеллаже теперь пополняли только ее кубки; то есть ради ее благополучия он отказался от спортивных состязаний, без которых когда-то не мог себя и помыслить.