Гостомысл - Александр Майборода

Над городком тянулся тяжелый звук набата, — Возгарь распорядился ударить в большой вечевой колокол на городской площади — на радостях от спасения он развил необыкновенно бурную деятельность.

Услышав звук набата, горожане бросали свои дела и с встревоженными лицами выглядывали из дворов.

Посыльные, разосланные Возгарем и старшинами во все концы города, объявляли о том, что к городу подходит враг и всем горожанам необходимо выйти на стены на защиту города.

Надеть островерхий шлем, накинуть кольчугу — минутное дело; а топоры, мечи, копья и луки всегда наготове.

А так как городские стены были закреплены за посадами еще с момента строительства, то горожане хорошо знали участки стен, которые они должны были защищать, поэтому им требовалось не более пяти минут, чтобы занять свои места.

Старшинам оставалось только проверять, кто вышел на защиту стен, а кто не вышел.

Вместе с мужчинами на стены вышли и женщины Оборона города дело общее, и если враг ворвется в город, то больше всего пострадают женщины и дети.

Женщины разжигали костры под котлами со смолой, а дети тащили связки стрел на стены.

Дружинники, назначенные князем старшими на участки стен, к приходу горожан уже были на стенах. Они покрикивали на горожан, поторапливая, но на этом их роль и заканчивалась — горожане и без них знали, что делать им.

Князь Буревой, ближние бояре, Гостомысл с Ратишей поднялись в башню у ворот. Ворота в городе самое слабое место, в них всегда стремится ворваться враг, поэтому они требуют самого пристального внимания.

Пока готовились к обороне, на закате выросли волшебные розовые дворцы. На востоке темно-синяя ночь пожирала землю.

А вот вражеские корабли исчезли. Они словно растворились в длинной закатной тени. Если бы ни факелы, багрово мерцавшие в темноте зловещими звездами, можно было бы решить, что разбойники испугавшись ночи, убрались, как страшный сон, восвояси.

Но нет, разбойники все так же крались к городу.

Огней было много, точно само небо упало на землю. Гостомысл досчитал до полусотни и сбился. Но, даже не считая, было понятно, что к городу подходит многочисленное войско.

— Врагов слишком много, — дрожащим голосом сказал Гостомысл и испугался сказанного, так что екнуло сердце.

— Очень много, — сказал князь и коснулся взглядом сына.

Гостомысл был бледен, а резкие тени сделали его лицо грубым и старым, словно у мертвеца.

— У них тысяча человек наберется, — сказал Стоум.

— Это и в самом деле слишком много для нас, — сказал князь. — Откуда их столь много?

— Ах, Девятко, ах, как подвел нас Девятко, — огорченно проговорил Стоум.

— Они сейчас пойдут на приступ? — спросил Гостомысл.

— Да! — сказал князь.

— Но почему они на ночь глядя идут на штурм? Как они разберутся в городе, где свои, где чужие? Они с ума сошли? — возмущенно спросил Гостомысл.

— Они надеются, что застали нас врасплох, и внезапно в потемках ворвутся на стены. А когда подпалят город, то огонь пожаров поможет им, — сказал князь.

— Да, особенно им разбираться и незачем. Всякий кого они встретят в городе, будет их врагом. Потому они будут убивать всех, кто попадется им, — сказал Стоум.

— Им нужно золото, а не люди, — сказал князь.

Эти страшные слова заставили Гостомысла почувствовать, как по его спине побежали холодные мурашки. Затем его тело стало охватывать странное оцепенение. Его ноги словно погрузились в ледяную воду. Руки стали чужие, и чтобы сделать движение пальцем, приходилось прилагать огромные усилия мысли. Но и сам мозг скоро отказался повиноваться, потому что им завладела только одна мысль, — «скоро придет смерть, скоро придет смерть».

Говорят, что погибшие в бою воины сразу попадают в рай.

Но Гостомыслу вдруг представилось его изрубленное и искалеченное тело, валяющееся в луже его же крови, перемешанной с грязью и конским навозом. Пустоглазое окровавленное лицо, — вороны всегда успевают полакомиться самым лучшим блюдом — глазами, — бездумно уставилось в бездну. А над нежным телом за юное сердце дерутся собаки.

Представившаяся картина была столь яркой, что к горлу юноши подкатила неудержимая тошнота, и он согнулся в попытке ее сдержать.

Гостомысл еще никогда не испытывал такого дикого страха. Он еще не знал, что этот страх посещает каждого человека, когда он лицом к лицу встречается со смертью. Этот предвестник смерти заставляет людей терять разум и бежать в поисках спасения неизвестно куда, и именно это приводит людей к гибели. Только по-настоящему мужественный человек способен преодолеть этот страх. Но того, кто его преодолел, уже ничем не испугать.

Неизвестно что случилось бы с Гостомыслом, если бы его рука в бессмысленном движении не наткнулась на рукоять меча.

Орудие смерти приносит смерть, но оно же дает тому, кто им владеет, силу. Почувствовав холодную рукоять меча, юноша невольно выдвинул меч из ножен, и полированная острая сталь тускло сверкнула.

Говорят, что в мече воина живет его дух.

Меч Гостомысла выполнил свою роль и дал своему хозяину спокойствие, а с ним и уверенность. Правда, сердце все еще пыталось выпрыгнуть из груди, но страх уже ушел.

Князь Буревой заметил странное состояние сына и догадался обо всем.

— Ты испуган? — спросил он.

— Нет! Я испугался, но я не испуган, — твердо сказал Гостомысл и резким ударом руки всадил меч обратно в ножны.

Ратиша протянул Гостомыслу флягу.

— Выпей глоток.

— Что это? —- спросил Гостомысл.

— Это вино. Глоток вина успокоит тебя, — сказал Ратиша.

Убедившись, что с сыном и в самом деле все в порядке, князь, проговорив, — не бойся врага, но береги себя, сын, — вернулся к своему делу.

Датские корабли, не сбавляя хода, рассыпались в линию.

Гостомысл отпил из фляги. Пахнущая виноградом жидкость пробежала по гортани и опустилась в желудок, и расцвела там огненным цветком, и по жилам побежала горячая волна.

Гостомысл почувствовал себя легко и радостно: и врагов было уже не так много, и не так уж они были сильны и свирепы.

«Да и что они могут со мною сделать? Убить? Всего лишь — убить, — рассмеялся Гостомысл. — Но тогда я попаду в рай. Люди рождаются для того, чтобы умереть. Но люди бессмертны, потому что смерть, это только ворота в другую жизнь».

Взглянув в заблестевшие глаза Гостомысла, Ратиша сказал, — пожалуй, тебе хватит, — и бесцеремонно отобрал флягу. Однако прежде чем повесить флягу на плечо, он, снова взглянув на повеселевшего Гостомысла, что-то подумал и отпил из фляги добрый глоток.