Мой сияющий тиран - Катерина Снежная

Летний ветер шелестел зеленой листвой, донося до нас запах созревших яблок. Где-то из зверинца слышались крики птиц. В новый добавили вольеры с птичником. И птицы устраивали визгливые переклички, вопя по утрам, как недобитые куры. Будто соревновались, кто кого перекричит.

– Да кто ж меня отпустит?

Она и сама понимала, что я рада бы свалить отсюда. И больше никогда не видеть Велигора. Но я не принадлежу себе. Или все еще принадлежала ему. К тому же вряд ли он собирался держать слово.

– Тебе нельзя с ним, гм, сама понимаешь.

Я кивнула, кутаясь в большую шаль, стоя на краю взлетной площадки у шаттла. Нельзя. Но даже сейчас отголоски того безумия живут внутри. Во снах, воспоминаниях, мыслях. Поскольку во мне все еще текла его кровь. Из-за цветка мы стали совместимы. Это-то и спасло мне жизнь. Татьяна очень хотела вывести хотя бы один образец, но ей не позволили.

– Знаешь, мне тут одна птичка на хвосте принесла любопытную информацию, – она понизила голос до заговорщицкого и подвинулась ближе.

– Ты же знаешь, что вы прошли три этапа их обрядов? Что-то вроде свадьбы.

Прошли? Кто прошел, а кто прополз на карачках, теряя волю к победе и человеческий образ.

– Так вот, четвертая стадия традиции предполагает, что ты должна сама, сама, понимаешь, попросить его обратно. Сечешь?

Я не секла, меня передернуло от перспективы снова заполучить в тело эту потрясающе разрушительную субстанцию. От которой мир переворачивается с ног на голову. А мне становилось ничего не нужно, кроме Велигора.

– И в голову такое не придет.

– Я это к чему, – Таня улыбнулась, придвинувшись к моему уху вплотную. – Это реальный рычажок для шантажа. Ты же не знаешь, что будет дальше.

О, я посвящала этому вопросу в день почти все свое время. Задаваясь им по сто раз на дню. Что же будет дальше? Что?

– Кто тебе такое рассказал?

– Да, кто? – она отодвинулась, поправляя одежду. – Подруга твоя заклятая. Есть одна местная. Влюбленная.

– М-м-м, – я кивнула, вздохнула.

Как же не хочу расставаться с Татьяной. Жутко не хочу. Но у нее там муж, ждут пациенты, работа, жизнь. Настоящая жизнь, а не эта, пусть и сытая, но в золотой клетке. С опасным хищником внутри, которого я, кажется, люблю.

– В общем, если будет лезть, угрожай.

– Хорошо, буду.

Мы обнялись, а слезы так и просились на глаза. Как я без нее. Какой-никакой, а родной человек, практически ангел-хранитель.

– Тогда приезжай в гости. Я возьму у тебя анализы, – подмигнула она мне.

Я улыбнулась.

Помахала ей рукой на прощание и еще стояла некоторое время на краю площадки, когда от шаттла давно в небе след простыл.

Теперь я разговаривала с мамой почти каждый день. Мне хотелось ее увидеть, поговорить. Но до разговора с Велигором я не могла ее радовать раньше времени. Я планировала позвать ее в гости. Арктики крайне непредсказуемы. И способны на что угодно. В то же время я побаивалась предстоящего разговора. Я никак не могла отнестись к Велигору, как к врагу. Все умом понимаю. Он враг, плохой, захватчик, а душой, хоть ты тресни, рождаются его воспоминания, наш секс, его тепло. Как такие отношения назвать? Никак. И все-таки попытать удачу стоило.

Он

Велигор внутренне готовился к разговору, но его не случилось. Дела держали на расстоянии от Златы. А хотелось рядом, близко, как раньше. Теперь все иначе. Он забрал цветок. Забрал, потому что хотел. Он надеялся на иное, на то, что она примет его, сможет принять. Шансов в случае принятия было значительно больше. Хотя кто мог знать наверняка? Хочешь знать – рискуй.

То, что происходило между ними, нельзя было назвать любовью, скорее болезнью, которую Велигор культивировал в Злате.

Она ускользала долгие годы, а вернулась другой, сильной, такой, что желание покрыть утроилось, удесятерилось, вышло на неконтролируемый пик азарта. Сбросить арктика во время покрытия, и не на пол, а в прострацию обморочного полушока – это оказалось выше его рациональности, его желания отступить и не трогать. Он пошел на хитрость. Он вымораживал ее ложными покрытиями, где почти ничего не получал взамен. Открыл свои воспоминания. Все что помнил и знал сам о той далекой, прошлой жизни, где Велигор был другим. И он выиграл. Победил.

Все это была вовсе не любовь, а битва за желаемое. За преодоление непослушной таухуа. Но она пережила и это. Приняла Цветок Силы. Приняла, потому что видимо часть Златы давным-давно внутри жила с Велигором. Думала о нем каждый день. Носила его образ в душе и в мыслях.

В силу вступили законы бессмертных. Пара сформировалась, и в его душе появились первые отклики крепнущей связи. Принятие партнерши, впитавшей его энергию. Пока пустую, пока только обещание будущего, как залог.

Когда долго живешь, таким чувствам, как влюбленность, не придаешь смысла, гораздо большее значение имеет зов сердца. Тихий, едва слышимый шепоток, подсказывающий верное решение. Указывающий на глубинные веления души. Душа, что так долго жила, многого не ждет. Шепот говорил, что Злата – та, кого он хочет себе. Кто должен остаться рядом на достаточно длительный срок, чтобы возникло потомство. А может быть и даже большее, рождение Рода, продолжение дальнее. Изменения статуса из младшего и самого крайнего, в статус среднего и контролирующего будущее. Даже с учетом того, что Злата смертная. Цветок мог продлить ей жизнь. Мог дать силы для потомства, до следующего цветка.

Но до этого момента они пока не дошли. Что он мог сделать, когда шаг, отрывающий ноги от земли, сделан над пропастью.

Он недооценил вьяну. Она, сама того не планируя, совершила прорыв. Выдрала цветок с корнем, с проклятой решеткой на сердце. Выбила из клеток, из себя ценой жизни. И он забрал. Дал шанс себе и ей на четвертый этап. Последний обязательный. Сохранил цветок и тем самым сохранил ей жизнь.

Велигор знал, что есть большой риск, захочет ли она его забирать? Захочет ли быть с ним. Он так далеко зашел в этом невозможном желании получить все. Что отступать назад не желал.

Поэтому в первый же вечер он призвал ее. Она медленно вплыла в комнату в пеньюаре, радуя догадливостью. Выражение лица настороженное, замкнутое на себе, не предвещало покорности. Остановилась у кровати. Ее взгляд будто спрашивал «Хочешь убить меня?».

– Ты дал слово, – произнесла она, разглядывая его обнаженного, желающего ее всем собой.

– Ты знаешь, что это не так.

– Если ты покроешь меня, я убью себя, – произнесла смиренно и просто.

Он понял, что она не шутит. Протянул руку.

– Тогда тебе все равно, как умирать.

– После всего? После всего ты готов, вот так?

– Не преувеличивай, мы не будем делать ничего, чего не делали до этого.