Последние из Валуа - Анри де Кок

– Если то были мои враги, почему же они не убили меня, пока я находилась в их власти?

– Потому, что не хотели проливать мою кровь.

– Или же потому, что придумали для меня более жестокое наказание, чем смерть.

– Полноте! Что за мысль! Какое же наказание может быть более жестоким, чем смерть?

– Вот и я задаюсь этим вопросом со дня той проклятой встречи, но так и не нахожу ответа. Это-то меня и беспокоит.

– Ба! Несколько итальянцев, которых свел с вами случай и которых вы никогда больше не увидите! В любом случае Орио придется проследить за тем, чтобы у дома Рене не слонялись сомнительные личности. Я же, со своей стороны, при дворе, в городе, тоже обещаю вам приглядывать за теми, чье поведение покажется мне подозрительным. Кстати, который час? Полдень. Мой шурин должен ждать меня в доме д'Аджасета. Полагаю, Елена, вы от меня возвращаетесь домой?

– Да.

– Хорошо. Где-то между двумя и тремя часами я приведу к Рене маркиза Альбрицци и шевалье Базаччо, так как они изъявили желание приобрести у него перчатки и какой-нибудь парфюм. Если вам будет угодно, можете взглянуть на этих господ.

– Для чего? Какое мне до них дело?

– Кто знает… Шевалье Базаччо – чрезвычайно интересный мужчина.

– Я же вам сказала, Лоренцано, что больше не способна любить.

– Вздор! Вы же признались, что она после стольких лет вспыхнула в вашем сердце с необычайною силой – так почему бы ей не вспыхнуть снова?

Размышляя таким образом, граф провел рукой по волосам и внезапно издал восклицание, в ответ на которое Тофана, сама того не желая, громко рассмеялась.

Волосы графа переняли пример его зубов, начав выпадать – машинальным жестом, который он только что сделал, он вырвал огромный их клок.

– Определенно, мой бедный друг, – промолвила Тофана, вставая, – над вами довлеет злой рок. Сначала – зубы, теперь вот – ваша шевелюра. Если я должна обзавестись любовником, дабы развлечься, то вам не мешало бы пригласить к себе врача, и как можно скорее.

Тофана удалилась, оставив графа погруженным в печальное созерцание дорогих его сердцу прядей, отделившихся от головы столь странным образом.

Карета доставила ее на улицу Сент-Оноре.

Сицилийке было не до графа; она думала только о прекрасном графе де Гастине, смерть которого могла бы предупредить одним словом, обращенным к дез Адре, но не сделала этого из ложной гордости. Горько упрекала она себя за эту гордость, а затем утешилась мыслью, что Филипп, даже если бы она спасла его, никогда не смог принадлежать ей. Уж лучше знать, что он пребывает в сырой земле, нежели в объятиях другой!

Чтобы рассеяться немного от охватившей ее внезапно тоски, Великая Отравительница села к окну, мимо которого то и дело проезжали верховые и сновали пешеходы.

В это мгновение из-за угла показались три вельможи, которых сопровождали полдюжины слуг, и направились к лавке Рене. Одним из этих вельмож был граф Лоренцано, вторым, тем, что шел по его левую руку, должно быть, маркиз Альбрицци.

Тофана никогда прежде его не видела, но узнала тотчас же – по невероятному сходству с его сестрой, с которой она не единожды встречалась в Неаполе. Даже слишком часто – к несчастью для бедняжки!

Но третий вельможа… Был ли то Карло Базаччо, о котором говорил граф Лоренцано, этот неаполитанец, друг маркиза Альбрицци, вернувшийся вместе с ним из Америки?

Нет! Этим человеком был Филипп де Гастин!

Сердце, все ее чувства, затрепетавшие при его виде, подсказывали Елене, что глаза ее не обманывают.

Но Филипп де Гастин был блондином, тогда как этот – брюнетом, к тому же гораздо более смуглым. И более высоким, как ей показалось.

О, она верно сошла с ума! Разве Филипп де Гастин не был убит бароном дез Адре?

Но даже если представить, что ему удалось выжить в случившейся в замке Ла Мюр кровавой бойне, зачем ему понадобилось превращаться в шевалье Карло Базаччо?

Лоренцано, Альбрицци и Базаччо неспешной походкой приближались к дому Рене.

Тофана дважды позвонила в колокольчик, и на зов ее прибежал Орио.

– Открой окно, – приказала оруженосцу Великая Отравительница, – взгляни на этих господ, что идут с графом Лоренцано, и скажи мне, на кого похож один из них?

Оруженосец повиновался; он открыл окно, тогда как госпожа его отошла в глубь комнаты.

– Per vita mia![10]– воскликнул он. – Такое впечатление, что это граф Филипп де Гастин!

– Не правда ли?

– Да, сходство чрезвычайное, и если бы я не знал, что граф де Гастин мертв, то мог бы поклясться, что это он! Вот только этот господин…

– Брюнет, а Филипп де Гастин был блондином. Да. Это единственное различие, которое существует между ними. В конце концов, будь что будет, но я должна увидеть этого Карла Базаччо, поговорить с ним. Они уже вошли в лавку?

Орио выглянул в окно.

– Да, госпожа, вошли. Все трое.

– Хорошо.

Тофана быстро вырвала из своей записной книжки два листка, написала на каждом из них: «Не узнавайте меня!» и вручила Орио.

– Отдай это слуге Рене, Жакобу, и вели ему незаметно передать эти записки его хозяину и графу Лоренцано, а затем возвращайся. Я буду тебя ждать.

– Будет исполнено.

Не прошло и пяти минут, как оруженосец вернулся к своей госпоже, сообщив, что ее указания исполнены, – граф Лоренцано и мэтр Рене получили ее записки.

– Отлично, – промолвила сицилийка. – А теперь, Филипп де Гастин, посмотрим, действительно ли ты Филипп де Гастин.

Граф Лоренцано, маркиз Альбрицци и шевалье Базаччо сидели перед прилавком, на который мэтр Рене выставлял и открывал, одну за другой, картонные коробки, полные самых красивых перчаток, самых дорогих благовоний. Перчатки доставляли ему из Испании, благовония – из Италии. Маркиз никогда не видел ничего более красивого, шевалье – более дорогого!

Они оживленно переговаривались и громко смеялись, к величайшему удовлетворению зевак – в Париже всегда найдутся зеваки, – останавливавшихся у витрины, чтобы посмотреть на этих галантных сеньоров.

Выйдя из дома через боковую дверь, Тофана пробилась сквозь толпу, дабы в свою очередь войти в лавку. При ее появлении трое вельмож вскочили со своих мест и почтительно поклонились, как то велел этикет, но никто не подал и виду, что знает ее.

Их покупки были завершены.

По знаку маркиза Альбрицци один из слуг забежал в лавку, чтобы забрать товар, а шевалье Базаччо, вытащив из кармана кошелек, кинул на прилавок несколько золотых.

– Получайте! – бросил он по-итальянски мэтру Рене, но одного этого слова оказалось достаточно, чтобы Тофана вздрогнула – то был его голос, голос Филиппа де Гастина.