Морфо - Амелия Грэмм

– Получается, все религии ошибались… – призадумался Флинн, переведя взгляд на всевидящее око ипокрианства.

– У-у-у! Еще как ошибались! Все же умными себя считали, на истину притязали! «Все может быть только так – и никак иначе!» – полагали они. А кто противился, того немедля на дыбу – без разбору. И эти ребятушки, – бездомный направил грязный палец на символ ипокрианства, – от них недалеко ушли. Те же упрямые черти! Но правду по крохам можно найти везде. – Он выудил из бороды кусочки шоколада и закинул их обратно в рот. – Да что я тут распинаюсь? Ты ведь собственными глазами все узрел.

– Это так, но осталось много вопросов. – Флинн положил руки на спинку скамейки, стоявшей перед ним.

– На кой ляд тебе сдались ответы на них? Ну получишь их, а дальше что? Покумекай хорошенько: вот пришел ты на выступление какого-нибудь факира, но уже ведаешь, как каждый фокус устроен. И что выходит? Скукотища смертная! Он там пыжится, пыжится на подмостках, а ты сидишь и зеваешь – аж челюсть сводит. Так и тут! В мире всегда должно быть что-то загадочное, чарующее, чтобы наблюдать разинув рот. – Старик причмокнул, облизывая пальцы. – Да и вообще все знать вредно – голова лопнет.

Флинн заметил, что один глаз у бездомного вращался во все стороны, а второй оставался неподвижным.

– Ваш глаз… что с ним?

– А! Это, – бродяга постукал по глазу пальцем, – стекляшка. Меня из-за него и прозвали Слепым Идди. Хотя если быть точнее, то я Полуслепой Идди. Но прозвища как прицепятся – не отлепишь. Хуже жвачки в волосах.

– А я Флинн. Рад знакомству. Пожал бы вам руку, но это невозможно. Кстати, – он задумался, – а почему я могу прикасаться к предметам, но не к людям?

– Люди попросту не хотят тебя замечать, поэтому ты для них пустое место, а вот предметы посговорчивее будут. Тебя еще животные могут видеть.

– Интересно, – улыбнулся Флинн. – Сегодня я встретил человека, – он запнулся, – или не человека, в общем, не важно. Он создает живые граффити. Вы не знаете, кто это?

– Знаю, – закивал Слепой Идди. – Здесь такие дива только один умеет творить – Граф Л.

– Точно! Но кто он? Человек, призрак или духовидец, как вы? Зачем он рисует эти граффити?

– Ни то, ни другое и ни третье, – замотал головой Слепой Идди. Он пригнулся и зашептал, словно побоялся, что кто-то мог их подслушать. – Сейчас тебя не это должно волновать, а то, как бы удержаться.

– Удержаться?

– Да, на месте. Не дай себя зацепить!

– Что?..

Флинн не успел задать последний вопрос: огромный невидимый крюк вонзился ему в копчик и потянул. Он коротко вскрикнул и вцепился руками в спинку впереди стоящей скамейки.

– Помогите! – умолял Флинн, чувствуя, что пальцы предательски соскальзывают.

– Ой, только не втягивай меня в эти разборки, – отмахнулся Слепой Идди, завалился на бок и приготовился ко сну.

Невидимый крюк потянул сильнее, и Флинн не выдержал. Он упал и заскользил по проходу, попутно цепляясь за ножки скамеек, – тщетно. Одним рывком его вытянуло наружу. Храм остался далеко позади.

Флинн старался как мог: хватался за деревья, железные ограды, фонарные столбы, но невероятное притяжение продолжало тянуть в неизвестность. Если бы его могли слышать живые, он бы своим криком перебудил весь город. Осознание, что сопротивляться бесполезно, колючими ветками обвило разум. То, что так упорно манило его, было сильнее. Намного сильнее. Будто на другом конце невидимой нити сидел великан, тянувший Флинна к себе, как рыбу, угодившую на крючок.

Не имея больше сил противостоять этой неимоверной тяге, он сдался. Перед глазами все смешалось, внутренности скрутило жгутом. Отныне он без малейшего сопротивления летел по улицам Инферсити – легкий и податливый, точно перышко на ветру. Будь что будет.

Невидимая рука подняла его высоко в небо и скинула вниз. Он падал и кричал. Этот сон все больше походил на ночной кошмар. Флинн подумал, что сейчас насмерть разобьется о крышу дома, но тут вспомнил, что и так мертв. Вопреки ожиданиям, он не упал на твердую черепицу, а прошел сквозь нее. Пронизывая десятки этажей, Флинн мимоходом замечал людей, мирно спящих в своих кроватях. Они и не подозревали, что прямо сейчас через их квартиры пролетал один неудачливый призрак.

Флинн наконец-то ощутил под собой твердую поверхность, всем телом ударившись о кровать.

– За что мне все это? – хрипло пожаловался он неизвестно кому.

Поняв, где очутился, Флинн замер. Он дома. Рядом с ним предавалась тревожному сну его мать. Он забыл, как дышать. Так вот о чем говорил Слепой Идди! Тайло рассказывал, что такое может произойти, но как при этом себя вести – умолчал.

– Мальчик мой, – пробормотала она.

Шею заклинило. Преодолевая боль, Флинн повернулся и с опаской глянул на мать. Она разговаривала во сне. Пронесло! Но почему он слышит ее? Не должен ведь.

«Черт! Если она проснется, то умрет от разрыва сердца. Может, спрятаться? Или притвориться ее сном? Что же делать?» – судорожно размышлял Флинн.

Настенные часы громко тикали, действуя на нервы и мешая думать.

– Сынок, где же ты? Почему ты опять сбежал?

«Что? Она не знает, что меня нет в живых?» – Флинн похолодел. Что же с ним такое произошло? Как и где он умер?

Мать беспокойно завертелась. Сейчас она откроет глаза, увидит призрак Флинна и поймет, что он мертв и надежды больше нет. Это точно доконает ее слабое сердце. Мать повернулась к нему лицом, ее веки задрожали, точно крылья бабочки. Вот-вот случится непоправимое.

– Это ты, сынок? Ты вернулся? – Она посмотрела на него сквозь ресницы, отчасти находясь в объятиях сна.

Флинн мысленно умолял, чтобы кто-нибудь разбудил его там, в Чистилище, тогда он исчезнет из мира живых. И эта молитва была услышана. Тьма тяжелой плитой обрушилась с потолка, вернув Флинна обратно в мир мертвых.

Кто-то с силой тарабанил в дверь. Бледный, потный, трясущийся от только что пережитого кошмара, Флинн встал на ноги, прошелся нетвердой походкой и открыл незваному гостю, пока тот не снес дверь с петель.

В коридоре стоял лысый старик, вокруг которого почти зримо клубилось негодование. На его иссушенном старостью теле бесформенным мешком висел замызганный плащ. Из-под мышки торчала потрепанная газета. Безвольный подбородок порос редкой щетиной, покрасневшие глаза злобно блестели из глубины глазниц.

– Парень, мы ведь не в квартале Бессовестных живем. Где твое уважение к соседям, а? – рявкнул старик.

– Простите, – тихо сказал Флинн, вытирая пот со лба.

– Мне от твоего «простите» ни холодно ни жарко! – брызнул слюной старик. – Еще раз побеспокоишь меня, и я сделаю все, чтобы тебя переселили куда-нибудь в подвал. Надеюсь, что мозги, в отличие от совести, у тебя имеются и ты все понял.