Люди Средневековья - Эйлин Пауэр

Но вот наступало время обеда, самого главного приема пищи в течение дня. Наши предки обедали в 10 часов утра. Что жена домовладельца подавала своему господину и хозяину, зависело от времени года и от того, постный или скоромный был день, но мы знаем, что недостатка разнообразия меню у нее не было. После обеда она следила, чтобы слуги тоже поели, а затем из занятой домохозяйки превращалась в отдыхающую даму и могла немного развлечься. В деревне она могла отправиться на соколиную охоту вместе с соседями; в городе, зимой, могла поболтать и поиграть с другими замужними дамами своего возраста, загадывая загадки или рассказывая истории по кругу, сидя у огня. Но больше всего она любила гулять по своему саду, сплетая венки и гирлянды из цветов, фиалок, левкоев, роз, тимьяна или розмарина, собирая созревшие ягоды или плоды (она любила малину и вишню) и давая советы садовникам, как выращивать тыквы («в апреле обильно поливайте их и пересадите на новое место»), которым садовники уделяли, уделяют и будут уделять очень много внимания, на радость своим хозяевам. Устав от этого, она собирала вокруг себя даму Агнес и своих служанок, усаживалась под украшенными резьбой балками потолка в зале и принималась чинить дублет своего мужа, вышивать облачения для священника, служившего в его фамильной часовне, или ткань, которой она намеревалась обить стены в своей спальне. А быть может, они просто ткали (поскольку, по словам ткачихи из Бата, Бог наградил женщину тремя талантами — обманывать, плакать и ткать), и она рассказывала служанкам историю Гризельды, и ее голос поднимался и падал под стук ткацкого станка.

Наконец, наступал вечер, и ее хозяин и господин возвращался домой. Какой переполох в доме вызывал его приход, мы знаем очень хорошо, поскольку нам известно, чего он ждал от своей жены. Начиналась беготня — слуги несли бутылки с горячей водой, чтобы согреть ему ноги, и удобные комнатные туфли; его жена внимательно выслушивала его рассказы и восхищалась всем, что он сделал. Потом все шли ужинать, в обществе гостей или вдвоем при свете заходящего солнца. Муж смаковал жареного журавля и бланманже, а она хрустела своими любимыми вафлями. После ужина, в сумерках, она рассказывала ему, как прошел день, и спрашивала совета, что делать с глупой молодой горничной, которую она застала за беседой с подмастерьем портного; беседа велась через низкое окошечко, которое выходит на дорогу. Когда она поворачивается к нему, в ее глазах супруг читает нежную привязанность, а на ее круглом личике — беспокойство по поводу горничной. Когда же он хвалит жену, то ее лицо расплывается в улыбке, и во взгляде старого мужа, когда он смотрит на нее, тоже появляются нежная привязанность и гордость. Наступает ночь, и они вдвоем обходят дом, запирая все двери и проверяя, все ли слуги уже улеглись, ибо наши предки, в отличие от нас, экономили свечи. И они ложатся спать.

Здесь мы покинем нашу семейную чету.

У жены домовладельца жизнь была, несомненно, очень насыщенной. «Мужьям дает отдых плохая погода, а работа домашней хозяйки не заканчивается никогда». В ней не было времени для безделья, как в жизни тех прекрасных дам с длинными пальцами, которым Ленгленд советовал шить одежду для бедняков. Более того, несмотря на то что некоторые идеи домовладельца о полном подчинении жены мужу кажутся нам несколько преувеличенными, прочитав его книгу, мы понимаем, что он обладал здравым смыслом и любил и уважал ее. Домовладелец не хотел возводить свою жену на пьедестал, как это делали трубадуры, воспевая своих прекрасных дам, но и не желал, чтобы она пресмыкалась перед ним, подобно Гризельде. Ему нужна была помощница в жизни, ибо, как писал Чосер: «Если бы эти женщины не были добрыми, а их советы хорошими и полезными, наш небесный Повелитель Господь никогда бы не сотворил их и назвал бы их не „помощницами“ мужчин, а, скорее, помехой для них». Иеремии Екклесиаста часто использовали характерный для Средневековья аргумент, что если бы Бог намеревался дать женщине превосходство над мужчиной, то он сотворил бы ее из головы Адама, а не из его ребра. Но домовладельцу, скорее всего, было по душе более логичное объяснение Петра Ломбардского, который утверждал, что женщина была сотворена не из головы Адама, поскольку у Бога не было намерения сделать ее начальницей мужчины, и не из его ноги, поскольку у него не было намерения сделать ее его рабой, но из его ребра, поскольку она должна была стать его спутницей и помощницей. Именно на этом строится отношение домовладельца к его маленькой жене, и именно это придает его книге такое очарование и делает на голову выше других средневековых книг, посвященных поведению женщин. Но, что важнее всего, социальное и историческое значение книги заключается в том, что она дает нам во всех оттенках, не потускневших от времени, портрет средневековой домашней хозяйки в полный ее рост. Она занимает свое место в истории (причем не последнее), несмотря на то что почти все без исключения историки обходили ее роль молчанием.

Посетителя палаты лордов, глядящего с почтением на августейшее собрание, не может не поразить округлый нескладный предмет, стоящий перед троном, — на этом нескладном предмете в течение всей сессии парламента сидит лорд-канцлер Англии. Этот предмет — мешок с шерстью, и он набит до краев чистейшей историей, как и весь зал, где правит лорд-канцлер. Этот мешок напоминает нам о ткачах, работавших на механических ткацких станках, которые сделали Англию великой, — не о тонком вкусе пряностей, которые привозили сюда для переработки с разных концов света, не о прочном металле, извлеченном из ее недр, но о шерсти, которая из года в год покрывала ее черномордых овец. Сначала в форме необработанного сырья, которое охотно покупали все производители одежды в Европе, потом — в виде тканей, сотканных в ее собственных городах и селах и развозимых на кораблях по всему миру, шерсть заложила основу экономической мощи Англии до самой Промышленной революции, когда ее место заняли хлопок и сталь. Поэтому, если вы посмотрите на старые картины, изображающие палату лордов во времена правления Генриха VIII и Елизаветы I, вы увидите, что перед троном стоит мешок с шерстью, который находится там и по сей день. И лорд-канцлер сидит на нем потому, что именно благодаря этому мешку Англия стала процветающей державой.

Самой выдающейся купеческой гильдией в Англии в течение Средних веков была гильдия торговцев сырой шерстью. Торговля шерстью была здесь самой крупной и самой доходной отраслью торговли, и именно к ней английские короли проявляли наибольший интерес, ибо торговля сырой шерстью и овечьими шкурами давала самые крупные таможенные сборы. Более того, когда они хотели взять заем в ожидании крупных сборов, они обращались именно к торговцам шерстью, как к самым богатым купцам в стране. По этой и другим причинам правительство установило обычай назначать «шерстяные города», то есть центры, через которые должен был идти весь экспорт английской шерсти. Города время от времени менялись — то это был Брюгге, то Антверпен, то какой-нибудь город в Англии, но чаще всего это был Кале. Впервые он был назван «шерстяным городом» в 1363 году, а окончательно функция закрепилась за ним в 1423 году. Через этот город должна была проходить вся шерсть, все шкуры, вся кожа и все олово, идущие на экспорт, и организация системы была завершена, когда в 1354 году была создана гильдия торговцев шерстью, которые держали в своих руках основную часть торговли. Управлял работой гильдии мэр. Система отвечала интересам и короны, и купцов. Корона могла сосредоточить всех таможенников в одном месте и без проблем собирать свою пошлину, особенно после того, как постепенно сложилась такая практика, когда Компания торговцев шерстью стала выплачивать королевским чиновникам целиком всю пошлину и налоги, а потом собирала деньги с отдельных своих членов. Купцы же получали выгоду от концентрации торговли — они могли ездить не в одиночку, а группами и нанимать конвои, которые защищали их суда с шерстью от пиратов, наводнявших пролив между Англией и Францией. Кроме того, будучи членами мощной корпорации, они могли защищать свои привилегии и права во Фландрии. Покупатели шерсти тоже выиграли от этого, ибо корона и Компания торговцев шерстью получили возможность тщательно контролировать качество выставленной на продажу шерсти и принимать законы против мошенничества. Следует напомнить, что в те дни, когда торговля шерстью нуждалась в защите, правительство еще не могло ее обеспечить, и идея передать монополию на торговлю шерстью в руки членов одной компании никому не казалась вредной. «Торговля в составе компаний естественна для англичан», — писал Бэкон, и в течение четырех веков именно крупные торговые компании осуществляли английскую торговлю и сделали эту страну коммерческим лидером мира.