Сердце в подарок - Берта Эллвуд

Их она повесила на спинку стула, чтобы иметь под рукой, как только проснется. Если заснет. Но она не позволила себе думать о бессонных ночных часах. Она должна набраться сил, чтобы сделать то, что наметила...

Неожиданно в комнату вошел Пьетро. У нее перехватило дыхание, она задрожала всем телом, ее сотрясали неудержимые рыдания. Пластиковые пакеты выпали из ее обессиленных пальцев. Такой высокий, такой смуглый, такой возмутительно красивый — да как она сможет разлюбить его, перестать нуждаться в нем?

— Марина сказала, что ты плохо себя чувствуешь. — Разве он может выглядеть таким озабоченным, если на самом деле ему наплевать на нее? Если он добивается лишь прав опекуна на ее сына? — Чем это ты занимаешься?

Его прищуренные глаза впились в пластиковые пакеты, брови нахмурились. Из одного пакета торчал рукав того ужасного, сшитого ею самой платья, которое он заставил ее надеть на первый обед с семьей. Вряд ли он тут же не понял, в чем дело. Но, так или иначе, она сама должна сказать ему все.

— Свадьбы не будет, Пьетро. Утром мы с Тедди уезжаем. Если вы обойдетесь несколько часов без Карло, не сможет ли он отвезти нас в аэропорт?

Внезапно ее охватило чувство вины. На приготовления к свадьбе была затрачена масса времени, волнений и денег. А вся эта прекрасная одежда, которую уговорили ее купить? От мысли о подобном расточительстве у нее даже голова закружилась.

На красивом лице Пьетро заходили желваки.

— Да в чем, скажи, дело?

— Дело в том, что всем, кроме Никколо, который слишком добр, чтобы участвовать в подобном безобразии, известно, что ты собираешься усыновить Тедди после нашей свадьбы. Я, конечно, знала об этом, но не знала, что ты планируешь отделаться от меня самой и лишить сына!

Оливия выпалила все это не задумываясь и тут же пожалела, что раскрыла рот, когда Пьетро задал встречный вопрос:

— Кто такие эти «все»?

На этот раз Оливия не дала воли языку. Конечно, мрачно подумала она, заметно дрожа, это все равно, что запирать конюшню после того, как лошадь украли. Она не собиралась провоцировать враждебность среди членов семейного клана. Джина ничего не может поделать со своим неприятием Оливии и со своей надеждой на ее неминуемый отъезд. Тетка Пьетро страшно высокомерна, что в значительной степени объясняется ее воспитанием, в чем она сама не очень-то и виновата.

— Присядь, пока не упала.

Пьетро мягко усадил ее на стул, на спинке которого висели старые джинсы. Говорил он спокойным голосом, возможно, потому, что она стучала зубами и он опасался, что Олли разразится истерикой, но выглядел жутко рассвирепевшим.

Оттого, что она узнала о его намерениях, пока не стало слишком поздно? Или оттого, что его так несправедливо оклеветали, а женщина, на которой он предполагает жениться, не верит ему ни на грош?

— Оливия, кто сообщил тебе столь нелепые сведения? — спросил Пьетро с предсказуемой яростью. — Я должен знать. — По ее щеке скользнула одинокая слеза. Пьетро, с трудом сдерживая себя, присел перед ней на корточки, взял ее руки в свои и тихо, но настойчиво попросил: — Скажи мне. Похоже, я и сам знаю, кто мог наговорить такое, но ты должна подтвердить это.

Оливия часто заморгала, жалея, что так легко заходится слезами. Ей очень хотелось думать, что Джина злобно лгала. Если бы тетка Пьетро сказала ей все в лицо, Оливия приписала бы ее выпад одной только враждебности. Но та разговаривала с Софией и не подозревала, что ее слышал кто-то еще.

— И кто же, по-твоему? — спросила она дрожащим голосом и вся затрепетала, когда Пьетро смахнул ее слезы кончиками пальцев.

— Моя дорогая тетушка Джина, — с горечью ответил он. — Я прав?

Оливия безмолвно кивнула и, увидев, как он кривит рот, выдавила из себя:

— Я случайно услышала ее разговор с Софией. Если бы она сказала это мне, я не поверила бы ей. Приписала бы все ее злобе. Она с самого начала возненавидела меня. — У Оливии перехватило дыхание. — Один раз даже обозвала меня свиным ухом.

— Ты ни капельки не похожа на свиное ухо. — В его темных глазах засверкали веселые искорки, а на губах появилась улыбка.

Оливия в отчаянии взвыла:

— Я имею в виду все остальное! И это совсем не смешно!

— Послушай, ее домыслы — полный бред! — резко выпалил Пьетро. — Господи, каким же чудовищем ты меня считаешь? — Заметив, как задрожали ее полные губы, он пробормотал: — Извини. Да и почему ты должна верить мне? Я с самого начала плохо обращался с тобой, обвинял практически во всех грехах и прошу за это у тебя прощения.

— Запоздалое, — не преминула съязвить Оливия, хотя давным-давно простила его, поскольку он совершенно изменился с тех пор, как только услышал ее рассказ обо всем, что произошло между нею и Франко.

— Верно. — Пьетро опять взял ее руки в свои. — Оливия, послушай меня. Тетя Джина — очень злая женщина. Все, что она говорила, было для нее чем-то вроде осуществления подсознательных желаний. Ей ни за что не хватило бы смелости сказать подобные вещи тебе в лицо, так как ты обязательно рассказала бы все мне. И тогда ей пришлось бы иметь дело со мной, а это, поверь, не входило в ее планы! Завтра утром ей придется убраться из этого дома, и ее не будет на венчании.

Нежное, заботливое выражение его лица как бы прорвало плотину, сдерживавшую ее чувства. Какое-то мгновение Оливия еще надеялась, что сможет сдерживаться, но тут же поняла, что ей это не удастся.

— Я не могу выйти за тебя замуж, Пьетро! — запричитала она. — Я все время твердила себе, что смогу. Ради Тедди. Ради твоего отца. И все такое. Пожалуй, я действительно эгоистка. — Слезы текли безостановочным потоком, и слова давались ей с большим трудом. Но она жаждала добиться его понимания, даже если это становилось во много раз сложнее из-за того, что он выглядел совершенно разбитым от сказанного ею. — Я думаю только о себе, хоть и понимаю, что не должна так поступать. Пожалуйста, попытайся меня понять! О, Пьетро, неужели тебе непонятно? Я, может быть, и люблю тебя, но этого недостаточно. Мне нужно, чтобы и меня любили!

Оливия рыдала так судорожно, что даже не сопротивлялась, когда Пьетро встал, и заключил ее в объятия. Она лишь прильнула к его груди, заливая слезами рубашку. Когда ее рыдания перешли в истерическую икоту, она расслышала его вопрос:

— Я правильно понял? Ты сказала, что любишь меня?

Именно такого шока ей и не хватало, чтобы избавиться от проклятой икоты. Она действительно сказала это? Видно, сказала. Но ведь не собиралась...

— Так сказала или нет? — настаивал Пьетро. Оливия кивнула и пробормотала:

— Да. Прости. Я знаю, что ты-то меня не любишь. И понимаю, что тебе пришлось попросить меня выйти за тебя лишь потому, что твой отец объявил, будто сам собирается сделать мне предложение. Но не волнуйся. Я не осуждаю, причины твоего поступка.

После недолгого молчания, во время которого Пьетро разбирался в ее сумбурных фразах и при этом, подозревала Оливия, смеялся про себя, он прошептал ей на ухо: