Царское дело - Сергей Булыга

Когда они подошли к воротам князя Семена, там были уже другие караульные, поэтому Маркел сперва сказал караульное слово, и только потом уже ему открыли. Они вошли во двор. Там было, конечно, пусто. И то, подумал Маркел, скоро, наверное, полночь, все добрые люди давно спят, да и луна зашла, ничего почти не видно, так что хорошо еще, что двор знакомый. На крыльце стояли сторожа, они спросили, кто идет, Маркел ответил: «Ладога», «Копорье», сказал один из сторожей, а второй ударил в колотушку. Маркел и Филька прошли дальше и оказались у себя на заднем княжьем дворе.

— Ну, вот и пришли, — сказал Филька, притворно зевнул и спросил: — По домам или как? Или я тебе еще нужен?

Маркел посмотрел на него, усмехнулся и спросил:

— Что, сразу к Демьянихе?

— Это мое дело, — строго сказал Филька.

— Поздно уже, — сказал Маркел. — Может, уже закрылись там. И не откроют.

Филька громко задышал, после сказал очень сердито:

— Ты не смотри, что я такой нерослый. Ножиком пырнуть силы много не надо. И не нанимался я к тебе! Из-за Трофима я с тобой возился…

— Ладно, — сказал Маркел, — пошутил я. Пособил ты мне сегодня знатно. За мной теперь должок.

— Га! — криво усмехнулся Филька. — Если вдруг опять чего, зови. Знаешь, где меня искать?

Маркел согласно кивнул. Филька широко заулыбался, развернулся и пошел, как Маркел и полагал, к Демьянихе. А Маркел поворотил к себе. Луна опять вышла из-за туч, во дворе сразу стало светлей. Маркел подошел к своей лестнице. Она была чисто подметена, лед со ступенек сколот. Красота, думал Маркел, поднимаясь по ступенькам. Эх, думал он, поднявшись на помост и мимо первой двери подходя ко второй, Параскиной, был бы выпивший, сейчас бы стукнул ей. Подумав так, Маркел совсем остановился…

И вдруг увидел кочергу, стоявшую возле Параскиной двери. Кочерга была короткая, для тесных мест очень удобная. А Маркелова (бывшая дяди Трофимова) дверь была вроде надежно прикрыта, ничего по ней сказать было нельзя. Эх, государыня Парасочка, жарко подумал Маркел, дай тебе Бог того, чего тебе больше всего надобно, а мне дай легкости! И, осторожно наклонившись, он взял кочергу, перехватил ее как следует, неслышно подступил к самой своей двери…

А после, резко распахнув ее, кинулся в сени! И сразу попал в кого-то кочергой! Попавшийся дико взревел. Маркел ему еще добавил! И еще! Но бил не на убой, а больше для острастки. Он же не знал, кто перед ним, вдруг почитаемые люди, и поэтому ударил только еще один раз и кинулся дальше, в горницу — и там стал бить! Но там его уже ждали и поэтому уже шныряли кто куда и выбегали вдоль стены. Но двум-трем Маркел еще попал как следует! А после кому-то еще очень сильно угодил, вроде как в рожу, и тот повалился. Но его свои же тут же подхватили и потащили к выходу, прикрикивая на бегу: «Влас! Влас! Убьет же!»

И убежали, захлопали двери, и снова стало тихо, как это и должно быть ночью. Маркел стоял посреди горницы и отдувался. После прошел вперед, на ощупь нашел стол и положил на него кочергу. После и сам сел к столу, снял шапку, положил ее рядом с кочергой и задумался. А свет разводить не стал. Зачем? Ему и так хорошо, а если кто чужой надумает к нему зайти, так пусть со своим светом приходит. А то вот пришли люди без света — и получилась незадача. Кто это, кстати, был? Кричали: «Влас!» О, тут же подумал Маркел, у Шкандыбина есть Влас, так, может, это тот самый? Может, это Шкандыбин устроил? Да только, тут же подумал Маркел, этих Власов по Москве, может, тысяча, а то и больше, вот какой городище Москва. Так что Власов здесь везде полно. Влас может быть и у Степана-сотника, и у Ефрема-палача подручный, а что, в палачи Власов разве не берут? Берут! И к Ададурову берут! А этот тоже очень бы хотел, чтобы Маркела убили, и тогда никто бы не узнал, кто царю ногти стриг и драл бороду. Также и карлица хотела бы его убить, и Гридя Весло, и Митя, и только считай дальше, не ленись. Вот как в Москву переться, в царскую смерть соваться. Так и за самим смерть явится!

Только Маркел так подумал, как вдруг послышались шаги — за дверью, на помосте. Шаги были легкие. А что, уныло подумал Маркел, откуда в ней весу? Одни кости да коса да саван.

И почти сразу же в дверь постучали. Дядя Трофим так стучал! Значит, точно, с того света! Маркел перекрестился и сказал:

— Не заперто.

Открылась входная дверь. Потом дверь в сени. А после Маркел сперва увидел только яркий свет, а уже потом Параску. Это она вошла, в руке у нее была горящая плошка, а сама она была одета просто, по-домашнему, но с убранными волосами. Маркел вскочил, взялся за шапку. А она, улыбнувшись, сказала:

— Да ладно. Сиди уж.

— Нам сидеть нельзя, — ответил Маркел. — Мы обычно сами других садим. Такая у нас служба.

— Знаю, знаю, — сказала Параска. — Наслышана. Трофим Порфирьевич, земля ему пухом, рассказывал.

И замолчала, и поджала губы. В плошке потрескивал огонь. В хоромах было тихо. Маркел спросил:

— Что, очень небось громко шумели?

— Ну, не очень, — сказала Параска. — И если надо, почему не пошуметь?

— Да, служба у нас хлопотная, — сказал, не зная, что сказать, Маркел. — А за кочергу низкий поклон. Пособила она мне. Благодарю! И возвращаю.

Он протянул Параске кочергу. Параска усмехнулась и сказала:

— Да я не за этим.

— А за чем?

— Ну, — покраснела Параска. — За солью! Трофим у нас как взял три дня тому назад солонку и так и не вернул, пока был жив. А Нюська без соли не ест.

— Дети на соль очень охочие, — сказал Маркел. — Я, когда малый был, так прямо ложками ее! А где здесь солонка, я не знаю. Я же здесь…

И замолчал, стал смотреть на Параску. Она еще гуще покраснела и сказала:

— Вот беда какая! Да я в другой раз разве бы пошла в такую темень? И мое ли это дело — солонки искать? Да загуляла наша Гапка, уже который день не кажется.

— Гапка? — спросил Маркел.

— Гапка, Гапка! — повторила Параска. — Наша девка приходящая. Она у меня по хозяйству служит и за порядком смотрит. А тут запила! И, бабы говорят, совсем пьяная, как грязь, валяется. Кричит: за государя страдаю, больно мне жалко государя. Вот свинья! А на самом деле, теперь уже можно говорить, как она его, бывало, чихвостила! У нее же он сколько родни загубил! А тут она пьет и говорит: жалею. Брешет.

— Так, может, она с радости? — спросил Маркел.

— Вот это может, — сказала Параска. — Да только мне все равно, что с горя, что с радости, а хозяйство, скоро неделя, стоит. Сама хожу, помои выливаю, стыд какой! А когда хозяин дома был, он бы ей космы живо выдрал! — Параска вздохнула и добавила: — Замужним много легче. А безмужним одно горе.

— Так ты же говорила, что твой муж скоро вернется, — осторожным голосом сказал Маркел.

— Говорила! — с вызовом ответила Параска. — А что мне еще говорить? Так и мне Лука Иванович уже сколько раз говорил, что ездили наши люди в этот город Венден, в Ливонию, и договорились с тамошним воеводой фон Крюком, и этот их фон Крюк божился, что как только получит добро от своего государя, так сразу начнет менять наших на своих.