Судьба зимней вишни - Людмила Зарецкая

Я скрипела зубами, но слушала. Кстати, именно эти разговоры помогли мне выбраться из скорлупы своего горя наружу. В конце концов, я пришла к выводу, что совершенно не разобралась в Петровиче. Ну как Я могла так глубоко и истово полюбить мужчину, способного читать вслух женские романы!

Когда я к концу третьей недели задала этот вопрос Насте, она сдвинула на лоб очки и глубокомысленно изрекла:

– Ну, слава богу, процесс пошел.

– Какой процесс? – поинтересовалась я.

– Оживать ты, мать, начала, – ответила Настя. – Голос разума проснулся.

– Ну правда, мне казалось, что передо мной совсем другой человек – глубокий, интеллигентный, основательный. А он морковку ест и счастлив. Как осел, честное слово.

– Ты же знаешь, – глубокомысленно изрекла Настя, – я не люблю военных. Сапогами пахнут. И этот совсем не лучше, чем все остальные. Одно жалко, пока он тебе голову морочил, ты Шаповалова упустила. А был бы сейчас твой, со всеми своими миллионами.

– А, – махнула рукой я, – не жалко. Я его все равно не люблю, а так пусть Лельке хорошо будет.

– Прокидаешься, – еще глубокомысленнее изрекла Настя и подняла в воздух указательный палец, внушительно помахав им у меня перед носом. – Павла упустила, Шаповалова упустила, этот оказался идиотом, а ты – умница, красавица, человек хороший – сидишь одна и ревешь.

– Не буду больше реветь, – решительно сказала я. – В конце концов, всякая любовь проходит. Даже самая сильная. Я мечтала выдать Лору замуж. Будем считать, что у меня получилось.

– Неужели на свадьбу пойдешь? – заинтересовалась Настя.

– Пойду. Себе назло. Посмотрю на Петровича рядом с этой крокодилицей, прости меня, господи, грешную, и окончательно излечусь.

– Ну-ну, доктор, излечи себя сам, – засмеялась Настя и, оборвав смех, подошла ко мне, обняла меня и расцеловала. – Ты даже не представляешь себе, как я рада, что ты оклемалась. У меня аж сердце болело на тебя смотреть.

Мы с моими девчонками даже выбрались в ресторан. Отметить, что я, по словам вернувшейся из командировки Инки, «встала на скользкий путь выздоровления». Конечно, я еще периодически впадала в меланхолию, даже плакала по ночам, но черный туман, окружавший меня, как вата, на протяжении последних трех недель, рассеялся. Я снова почувствовала, что жизнь – хорошая штука. А мужики… Что ж, мужики приложатся, какие наши годы?

Свадьба Лоры и Петровича должна состояться в эту пятницу. Сейчас утро четверга, а я так и не купила ей подарок. То ли из суеверия, чтобы не спугнуть удачу, так долго обходившую мою незадачливую одноклассницу. То ли все же из ревности.

Разочарованная настоящим, но полная надежд на светлое будущее, утром я все-таки отправилась искать подарок для новобрачной. Как я корила себя, что не удосужилась побывать у нее дома! Теперь я абсолютно не представляла, что подходит к ее интерьеру и есть ли таковой вообще. Поэтому два бронзовых подсвечника, выполненные в стиле восемнадцатого века, отмела сразу. Вслед за ними отправился прозрачный сервировочный столик и никелированная штуковина, которая, по замыслу создателей, крепится под люстрой и создает настроение.

Купить большое зеркало во всю стену я как-то тоже не решилась, а потому остановила свой выбор на дорогом, но весьма практичном махровом наборе постельного белья, к которому прилагалось шесть штук разнокалиберных полотенец. Из мазохизма я добавила к подарку роскошный, абсолютно прозрачный и жутко сексуальный пеньюар, который, невеста должна была натянуть на себя в первую брачную ночь.

Петровичу я планировала купить бутылку коллекционного виски, но, обозленная видениями Лоры в пеньюаре, остановилась на армянском коньяке. Поди, в своей армии он технический спирт пил, так что не барин. Коньяком вполне обойдется.

Я как раз грузила свои покупки на заднее сиденье машины, когда зазвонил мобильник. Бутылка коньяка выскользнула на асфальт и разбилась. Чертыхнувшись, я нажала кнопку орущего телефона и услышала придушенный голос Лоры. Сначала я не очень поняла, что она несет, но Лора всхлипнула и снова повторила: «Алиса, Сашу убили».

* * *

Если вам когда-нибудь сообщали, что накануне свадьбы у вашей подруги убили жениха, в которого к тому же еще месяц назад вы были влюблены как кошка, то вы прекрасно понимаете, что я испытала.

– Лора! – заорала я в трубку. – Где ты сейчас находишься? Я немедленно еду к тебе!

Бедняжка билась в истерике в квартире Петровича. Развернувшись через две сплошные, я рванула туда, нарушая все существующие правила дорожного движения.

Уже после, анализируя случившееся, я вспомнила, что в тот момент ничему не удивилась. Ужас был, жалость к Лоре тоже, а вот удивления или недоверия не было. Я как будто знала, что должно произойти событие, которое сделает свадьбу невозможной. И оно произошло.

Дверь в квартиру была не заперта. Осторожно толкнув ее, я вошла и прямо в коридоре увидела Лору. Она сидела, с ногами забравшись в старое продавленное кресло. Увидев меня, подруга заплакала.

Захлебываясь слезами, она принялась рассказывать о случившемся. Оказалось, что накануне вечером они с женихом серьезно поссорились. Александр Петрович хотел, чтобы Лора осталась у него ночевать, а она упиралась и отказывалась.

В свои тридцать с копейками она еще верила, что потеря девственности до свадьбы – вещь неприличная, а потому абсолютно невозможная. Петрович искренне не понимал, почему любимая упирается, считая, что оставшиеся до свадьбы сутки уже не способны ничего изменить в их отношениях. Он обвинил Лору в эгоизме, она его – в кобелизме и, громко хлопнув дверью, уехала домой.

До поздней ночи телефон в ее квартире не умолкал, но трубку она из вредности не брала. Однако утром, поостыв, Лора решила, что наговорила любимому Сашеньке много лишних обидных слов, поэтому поехала извиняться. Дверь в квартиру была открыта, чему подруга весьма обрадовалась, решив, что жених с нетерпением ждет ее прихода.

Однако когда она с порога возвестила о своем появлении, встречать ее никто не вышел. Заподозрив неладное, Лора на цыпочках заглянула в комнату и увидела Александра Петровича, скорчившегося у письменного стола. Решив, что от ссоры с ней у него случился инфаркт, Лора вызвала «Скорую» и хлопнулась в обморок.

В чувство ее привели приехавшие медики, они же позвонили ноль два, сообщив рыдающей Лоре, что уже ничем не могут помочь. Никакого инфаркта у Петровича не оказалась, зато в середине лба была маленькая аккуратная дырочка – след от пули, по-научному называемый входным отверстием.

Затем дом наполнился людьми в форме. Они задавали Лоре кучу вопросов, долго бродили, снимая отпечатки пальцев и оставляя везде отпечатки своих ног, составили протокол и уехали. Вызванные в качестве понятых соседи слегка прибрали оставшийся после осмотра места происшествия кавардак и тоже ушли, оставив Лору одну. Тогда-то она и позвонила мне.

Выслушав страшный рассказ, я предложила отвезти Лору домой.