Сибирь и сибиряки. Тайны русских конкистадоров - Александр Александрович Бушков

хозяина зависело, останется ли человек рабом или уйдет на волю после окончания этих семи лет. Если хозяин с честнейшими глазами заявлял судье, что означенный работник – лодырь, скандалист, а то и мелкий воришка, то бедняге продлевали срок. Надевали железные ошейники, о сбежавших без всякой политкорректности и толерантности писали в газетах: «Сбежал белый раб, приметы такие-то, поймавшему – вознаграждение…» Последние такие газетные объявления отмечены перед самой Американской революцией…

В бумагах английского суда того времени сохранился многозначительный пример. Преступнику, приговоренному за что-то тяжелое к смертной казни, предложили заменить виселицу на пожизненные работы в американских колониях. Приговоренный, не особенно и раздумывая, отказался. Можно себе представить, каким адом была работа на плантациях и каково обращение хозяев с белыми рабами, если некоторые предпочитали плантациям виселицу…

Примерно то же самое происходило и в Австралии. Туда отправляли в кандалах порой вовсе уж за мелкую кражу, за какую в европейских странах посадили бы на месяц-другой (а в России выдрали плетьми и выставили на все четыре стороны). А случалось, и за попытку создать профсоюз (1834 год) – в тогдашней Англии деяние уголовно наказуемое. В Австралии ссыльных точно так же за небольшие деньги продавали вольным фермерам, практически в рабство. Они порой так и работали – в кандалах, под постоянной угрозой кнута.

Но и это еще не все. Не какие-то одинокие извращенцы, а многочисленные и хорошо организованные шайки усердно отлавливали на улицах детей – как легко догадаться, из семей самых что ни на есть бедняков, которые в суде правды ни за что не найдут. Детям приходилось еще хуже: их в Америке «отдавали в услужение» или «учиться мастерству» – и затягивалось порой это рабство гораздо дольше, чем у взрослых. Точное количество этих несчастных детей так никогда и не подсчитал ни один историк, но по косвенным данным (и похвальбе кого-то из «ловцов», не скрывавших своего предосудительного занятия), их были тысячи и тысячи…

Ссылке в Сибирь буквально столько же времени, сколько и освоению русскими Сибири. Еще в 1586 году в Тобольске учредили Разбойный приказ, отправлявший за Урал преступников, беглых крестьян и участников всевозможных народных мятежей вроде знаменитых Соляного и Медного бунтов. Но это где-то даже была и самодеятельность – очень уж мало подлежавших ссылке попадалось. Да и русских в Сибири по пальцам можно было пересчитать. Так что быстро заработала та самая сибирская специфика. Во-первых, при тогдашнем сибирском малолюдстве чересчур накладно было бы строить для сосланных особые тюрьмы и отвлекать людей для их охраны. Во-вторых, не менее накладно было бы кормить заключенных за казенный счет, притом что работать они не работали бы.

Поэтому с самого начала установилась своя система. В самом начале в Сибирь ссылали чем-то провинившихся казаков и стрельцов. В Сибири их автоматически зачисляли в особую категорию «служилых людей» – на военную службу с денежным, соляным и хлебным довольствием. Ограничение на них налагалось одно-единственное: запрет покидать место поселения.

Очень рано в Сибирь потек немалый поток военнопленных – еще во времена Ливонской войны и особенно после окончания Смутного времени. За Урал отправляли всех: и «поляков», под которыми тогда подразумевали не только этнических поляков, но и украинцев, и предков нынешних белорусов… Немало было и шведов – впрочем, среди шведов хватало самого разноплеменного народа: от шотландцев и французов до немцев и бродячих наемников вовсе уж непонятного национального происхождения. Им опять-таки не чинили никаких «утеснений», наоборот, они были в цене как люди с немалым военным опытом. В «служилые» их зачисляли в первую очередь. Очень многих это вполне устраивало: дома у них не было ни кола ни двора, ни семей с родными. В Сибири они обретали твердое социальное положение, регулярное жалованье, так что приживались.

(Впоследствии Петр I по той же методике будет массами отправлять в Сибирь пленных шведов – опять-таки в качестве не заключенных, а служивых. Кстати, среди них попадались и офицеры, люди грамотные и любознательные, до нашего времени дошло несколько написанных ими работ по истории и географии Сибири.)

Еще до Петра ссылка в Сибирь стала широко распространяться и на «штатских». Перечень прегрешений, за которые можно было загреметь в Сибирь, все разрастался: старообрядцы, фальшивомонетчики, показавшие неповиновение властям и помещикам, подпольные изготовители и продавцы водки и табака, нищие, «гулящие люди» (тогдашние бродяги). Большей частью они опять-таки становились поселенцами. Официальное понятие «служилые люди» включало в себя не только военных: в документах того времени значатся «служилые толмачи» (переводчики), «казенные кузнецы», судовые плотники. Крестьян, особо не мудрствуя, «сажали» на землю. Понемногу вокруг острогов стали разрастаться посады, где обитали всевозможные ремесленники и мастера, торговцы, крестьяне, возделывавшие близлежащие земли. Сам острог почти всегда был очень маленьким, где помещались только «съезжая изба», где обитал воевода со своей немногочисленной канцелярией, амбары, склады, дома гарнизонных казаков и стрельцов. Все остальные обосновывались в посаде и официально именовались «посадские люди» (до времен Петра I – лично свободные). В России в крупных городах и посад был крупным, играл большую роль в городской жизни – нечто вроде западноевропейского «третьего сословия». Правда, была и оборотная сторона медали. И в России во время войн, и в Сибири при налетах кочевников посаду доставалось в первую очередь: его обитатели (кто успевал) спешили укрыться за стенами острога, а сам посад чаще всего горел ярким пламенем. Иногда его жгли нападавшие, а иногда поджигали и свои – чтобы не осталось укрытия для штурмующих.

В XVIII веке, особенно во второй его половине, остроги лишились стен, слились с посадами и превратились в самые настоящие города. Слово «острог» теперь стало означать исключительно тюрьму. Появилась и каторга – в виде рудников и заводов, казенных и частных. В том же столетии окрепла и расширилась политическая ссылка. Кроме «простого народа», в Сибири в немалом числе оказывались и «благородные», порой титулованные и занимавшие раньше высокое положение: попавшие в немилость при новом царствовании всемогущие прежде фавориты вроде Бирона, опальные вельможи, участники дворцовых заговоров. И просто люди, по каким-то причинам навлекшие на себя монарший гнев: гвардии прапорщика Алексея Шубина императрица Анна Иоанновна загнала на Камчатку исключительно за то, что он был любовником молодой царевны Елизаветы Петровны.

Чтобы спрятать концы в воду, таким ссыльным из благородных меняли имена, отчего всякий след их терялся. Когда Елизавета Петровна вступила на престол и начала возвращать из Сибири ссыльных, многих просто-напросто не удалось разыскать, так и закончили жизнь в безвестности, где-то на сибирских просторах. Простая логика позволяет сделать вывод, что в Сибири и сегодня