Захват Дании и Норвегии. Операция «Учение Везер». 1940-1941 - Вальтер Хубач

Норвежское правительство, которое считало, что опасность не была непосредственной, не было в состоянии решиться на мобилизацию, которая в маленькой стране должна была вызвать более высокие издержки, чем караул нейтралитета на финской границе и служба сопровождения на море. Норвежский начальник Генерального штаба полковник Хатледаль с 5 апреля обращался повторно с этим вопросом к министру обороны – государственному советнику Льюнгбергу. Тем не менее до вечера 8 апреля еще не существовало никакого решения правительства усилить сухопутные войска или принять прочие оборонительные меры. Когда во время собрания стортинга во второй половине дня 8 апреля стали известны первые сообщения о германских намерениях относительно Норвегии, а правительство тем не менее не предписало ни мобилизацию, ни постановку минных заграждений, откомандированный генерал Лааке предположил, что правительство, по неизвестной ему причине, рассчитывает на поддержку британских военно-морских и военно-воздушных сил. Откомандированный адмирал приказал в первом часу 9 апреля поставить подготовленное минное заграждение на линии Рауёй – Болаерне. Этот приказ не был выполнен, так как немецкая группа военных кораблей уже прошла эту линию; он был отменен в 3 часа, так как из сообщений британского морского атташе в Осло можно было заключить, что британская помощь была на подходе и путь в Осло-фьорд не должен быть прегражден. Соответствующим образом норвежские береговые укрепления и военные корабли были проинструктированы стрелять по немецким, а не по английским транспортным средствам.

Вскоре после полуночи в Осло с юга послышалась канонада; поступавшие сообщения о нескольких транспортных средствах в Осло-фьорде были скудными и неясными; речь могла идти также о грузовых судах. Разумеется, сторожевой корабль выстрелил сигналы-звезды как сигнал тревоги, и в 0 часов 53 минуты внешние крепости Рауёй и Болаерне сообщили о том, что они вступили в бой. Затем в 1 час 58 минут, по распоряжению Генерального штаба, город Осло был затемнен. В 2 часа 30 минут члены правительства встретились в министерстве иностранных дел на террасе Виктории и решили, не привлекая военных командующих к заседанию, на основе повторных телефонных запросов откомандированного генерала провести мобилизацию стоящих в Южной Норвегии 1, 2, 3 и 4-й полевых бригад. Первым днем мобилизации должно было стать 11 апреля. 6-я бригада в Северной Норвегии была отмобилизована уже с начала финско-русской войны, равно как и морской флот и военная авиация. Береговые укрепления были только частично захвачены, войска обеспечения для фронтов отсутствовали. Корабли норвежского военно-морского флота находились в службе сопровождения и были разбросаны по всему длинному побережью. Минные заграждения не были поставлены, так как, согласно положениям 8-й статьи Гаагской конвенции от 1907 года, о них нужно было сообщать заранее другим странам. Тем не менее норвежский морской комендант Бергена отдал на собственную ответственность после полуночи приказ миноукладчику «Тир» поставить минные заграждения у Лерёй и Фаерёй, что было выполнено, однако, только после прохождения немецких кораблей. Норвежские сухопутные войска насчитывали примерно 30 000 человек, в то время как план мобилизации предусматривал призвать на службу в целом 106 000 человек. Вследствие меняющихся событий приказы о мобилизации получили не везде. Норвегия мало была подготовлена к войне; решение норвежского правительства вступить в борьбу становится понятным только благодаря надежде получить обширную, быструю и эффективную помощь от Англии. Не было ни намерения, ни сил для энергичного протеста против нарушения нейтралитета англичанами; дебаты в стортинге в сентябре 1939 года, в январе, марте и, наконец, 8 апреля 1940 года снова и снова заканчивались этим результатом: если Норвегия будет втянута в войну, то все же ничего нельзя предпринимать против Англии.

8 апреля подполковник германского Генерального штаба Польман уже находился в Осло в составе передового отряда штаба Фалькенхорста и Мельдебрюкенкопфа. Там он связался с немецким морским атташе капитаном третьего ранга Шрейбером, который был убежден, что дело не дойдет до вооруженного сопротивления. Польман не разделял этого оптимизма, вызвал немецкого военно-воздушного атташе капитана Шпиллера на следующее утро на аэродром Осло-Форнебю и распорядился, чтобы немецкий военный атташе в Стокгольме полковник фон Утманн, который случайно задерживался в Осло, сразу возвратился в шведскую столицу, где его ожидали 9 апреля. В самом Осло во второй половине дня ощущалась обеспокоенность общественности; перед парламентом собрались люди, норвежские солдаты в полевой форме появились на улицах. Норвежское адмиралтейство осведомилось у немецкого посланника о цели плавания потерпевших крушение немецких солдат, не указывая, тем не менее, названия торпедированного парохода. Польман, которому это сообщение было «так же неутешительно, как и понятно», побудил ничего не подозревающего посланника дать ответ, что об этом ничего не известно. На ужин Польман и сопровождающий его секретарь посольства министерства иностранных дел отправились в гости к посланнику и его супруге. Уже дали сигнал воздушной тревоги и были перебои в электроснабжении. Об этом вечере подполковник Польман сообщил: «Напряжение растет с каждым оборотом стрелки часов, с каждым воем сирен, с каждым выключением света. Мои мысли следят за отдельными боевыми группами, которые повсюду на полной скорости с затемненными огнями приближаются к своим целям по вздымающемуся морю. Наконец в 23 часа мы приглашаем доктора Брэуера к нам, вскрываем печати и вынимаем важные документы. Редко мне приходилось видеть настолько пораженного человека, каким выглядел он, когда узнал из моего доклада об общем плане и о роли, которую он должен играть в этом деле. Пока мы читали документы при свете свечи, пришло сообщение о том, что норвежское адмиралтейство распорядилось немедленно погасить маяки вплоть до среднего западного побережья у Хёугесунна (южнее Бергена). Снаружи церковные часы пробили полночь и оповестили тем самым о роковом дне». Незадолго до 4 часов германский консул в Ставангере осведомился о ключевом слове «время Везер». Так как было приказано соблюдать наивысшую осторожность, посланник отказался дать справку. Вскоре после этого загорелись огни в соседних садах английских и французских дипломатических представительств, стопки дел сжигались в течение пяти часов.

Когда германский посланник вскоре после 5 часов в соответствии с заданием попросил о встрече норвежского министра иностранных дел, Кот ответил, что уже ожидает его. Брэуер передал меморандум, тем не менее у него сложилось впечатление, что, когда он прибыл, все уже было решено. Не были известны только масштабы немецкой оккупационной акции, члены правительства говорили лишь об Осло-фьорде. Кот молча выслушал оглашение ультиматума и после этого вспомнил о словах Гитлера, что чешский народ, который не оказал никакого сопротивления чужой силе, не имел никакого права на жизнь. Затем Кот пошел на заседание правительства и изложил содержание немецких требований, которые единогласно были отклонены. Брэуер немедленно сообщил в Берлин: «В 5 часов 20 минут по немецкому времени я передал министру иностранных дел в твердой и убедительной форме наши требования и обосновал их, а также передал меморандум с приложением. Министр иностранных дел удалился на созванный в министерстве иностранных дел совет кабинета, при этом я настаивал со ссылкой на серьезность положения на самом быстром решении. Через несколько минут он дал ответ: мы не уступим добровольно, борьба уже ведется».