Слезы Черной речки - Владимир Топилин

Они набрали по второму лотку. Вновь, присев на корточки, торопливо отмывали землю. И вновь, как незабываемое природное чудо, в обоих лотках проявилось по нескольку крупинок. Золото отделили щепочками на ткань. Увеличивающаяся масса желтого металла радовала глаз.

— Как? Идет дело? — хитро подмигнув, спросил дядька Иван.

— Идет! И неплохо! — весело отозвался Андрей. — Наверное, пару грамм-то уже отработали. Впервые в жизни вижу такое богатое содержание.

— Эк человек! Это что! Закопаться бы поглубже, да вода давит.

Надо весной ковыряться, в апреле. Тогда дело пойдет куда лучше, — поучающе сказал дядька Иван и переспросил: — Что, еще по лоточку отмоем?

— Давай, — ответил вошедший в кураж Андрей и добавил распространенную среди старателей поговорку: — Хорошо лоток крутить, когда тебе золото улыбается!

Он подошел к ручью и, наклонившись над водой, стал крутить кедровую чашку по кругу, выплескивая с грязью ненужные камешки. Легкие камешки, переворачиваясь, медленно переваливались за край чашки на землю. Но один из них, как будто противясь законам природы, не желал поддаваться течению воды, лежал на месте. Андрей заволновался.

Отмывание самородка в какой-то мере можно сравнить с чудом, со сказкой о превращении служанки в принцессу. Изъятый из недр земли самородок облеплен грязью, глиной и еще невесть чем, поэтому походит на обыкновенный камешек, каких миллиарды. Но вот грязь отмывается, и самородок обретает незабываемую прелесть, красоту и очарование. В силу прочности и вечности человек наделил золото бесценными качествами, сделал символом богатства. А в первозданном виде самородки похожи на обыкновенные камешки, имеющие самую невообразимую и невероятную форму. Единственное, чем они отличаются от пролежавших рядом с самородком миллионы лет камушков, — это желтый цвет и гораздо больший вес. Андрей взял самородок на ладонь и показал дядьке Ивану.

— А-а-а! Вот наконец-то и «тараканчики» пошли! — воскликнул тот и, взяв золото, оценивающе покачал самородок в своих крючковатых пальцах. — Около десяти грамм, не менее. А может быть, и чуть более!

Своей продолговатой, вытянутой формой самородок действительно напоминал рыжеспинного таракана, но без усов и лапок. В длину он был около сантиметра, в ширину и того меньше.

— Лет пятьдесят назад мы с отцом на этом месте самородок отмыли. На сорок три грамма потянул! Да, было дело... — задумчиво проговорил старожил и протянул самородок Андрею:

— Бери, это твое. И песочек тоже.

— Нет. Я так не могу, давай делить пополам! — воскликнул Андрей.

— А что здесь делить? Да к тому же у меня есть, и мне большего не надо!

С этими словами дядька Иван полез рукой за пояс и вытащил небольшой мешочек, своей тяжестью подтверждающий, что в нем находится что-то потяжелее соли.

— Внучке, на свадьбу. На колечко да на сережки хватит, а большего мне и не надо, — с улыбкой проговорил он и спрятал мешочек.

Андрей посмотрел с благодарностью. Дядька Иван ответил таким же продолжительным взглядом и спросил:

— А ты куда самородок определишь? В золотоскупку или на черный день отложишь?

— Не знаю. В золотоскупку не буду сдавать. Откладывать тоже не имеет смысла — осенью в армию. А вот... — он улыбнулся загадочной улыбкой.

Ему в голову пришла неожиданная мысль. Теперь он точно знал, куда и кому пойдет этот самородок. Андрей вспомнил о Маше, о том, что скоро у нее будет день рождения. Однако о своей задумке он не сказал дядьке Ивану. А тот не стал настаивать. Он знал, что, если человек не хочет говорить, об этом не надо спрашивать. Просто, как будто о чем-то вспомнив, сказал предупреждающую мысль вслух:

— Все хорошо, но как бы самородок горя не принес... — Затем, спохватившись, заторопился: — А время идет! Давай будем ямку заделывать.

Андрей торопливо схватил лопату и стал закапывать шурф. Через четверть часа от работы не осталось никаких признаков. Яма была выровнена с землей и заложена дерном. Спустя некоторое время сама природа сокроет следы человеческой деятельности. Примятая трава поднимется вновь, и благоухающая «дурнина» сохранит тайну и богатство земли от случайного путника.

Дядька Иван уложил в дупло старательский инструмент так же, как и было, заделал его тесовой лядой и корой. Заметить схрон с расстояния не представлялось возможным.

— Вот, Андрейка, теперь это все твое! В тяжелое время на кусочек хлеба хватит. Пользуйся и вспоминай иногда дядьку Ивана! — медленно, с расстановкой проговорил старожил и протянул юноше руку.

Андрей крепко пожал ее и искренне выразил свою благодарность:

— Спасибо, дядя Ваня!

Немного помолчав для приличия, Андрей спросил:

— А что теперь, дядя Ваня, делать собираешься? Может быть, еще переночуешь с нами ночь, а завтра пойдешь в путь-дорогу?

— Что же, верно говоришь. День — к вечеру. Солнце горы закатом лижет. Что одному бока у костра греть? Даже поговорить не с кем. Ночуем. А завтра будет видно! — согласился старожил и вдруг, как будто о чем-то вспомнив, хитро улыбнулся: — Пойдем на реку. Может быть, Алексей ухой накормит. А завтра с утра на гору сбегаем. Ты, кажется, хотел к покосу копченки добыть? Так посмотрим, какой ты охотник!

Всецело окунувшись с головой в рыбалку, Алексей забыл обо всем на свете. Он забыл о том, что сегодня впервые в жизни остался один на один с тайгой. Если в течение часа после ухода товарищей он с опаской озирался и кочегарил костер дымящими гнилушками, то уже после первого робкого заброса снасти в Балахтисон забыл обо всем. Его поразило, что хариус кидался на мушку-обманку без промедления, и это предвещало отличнейший клев.

Перебираясь все выше и выше по течению, Леха азартно искал рыбные места. Как всегда кажется любому рыбаку, следующая яма в реке будет намного богаче на улов. В процессе рыбалки он даже не придавал особого значения улову. Пойманных хариусов просто выкидывал на берег, для памяти заламывая таниновый куст, и в спешке продвигался к следующей яме.

К закату солнца рыбак прошел не один километр и оставил далеко позади поворот реки, множество перекатов и бесчисленное количество прозрачных глубоководных ям. Внизу у костра остался его немудреный скарб — две большие берестяные горбы под рыбу, небольшой вещмешок с продуктами и солью и лохматый собачий спальник Андрея. За уздечку к пихте была привязана Верба. Леха специально привязал ее около костра, чтобы не убежала в поселок, наложил на огонь сырых веток и мха, налил в котелок воды, чтобы кобыла, не дай бог, не померла от жажды.

Леха потерял всяческую бдительность и осторожность, не замечал, что за ним уже давно следует и жрет его улов небольшой, двухгодовалый шалунишка медведь.

Неожиданное появление людей у себя дома медведь заметил давно. Он наткнулся на следы конских копыт, долго и настойчиво обнюхивал глубокие вмятины в рыхлой земле, недовольно фыркал и дыбил загривок, стараясь понять своим звериным умом, кто же это здесь мог пройти. Оставленный следами запах никак не походил на запах известных ему таежных обитателей. Резкая смесь конского пота, стекавшего по ногам животных на копыта, запаха пока еще незнакомого человека и дыма настолько взволновали и заинтересовали хозяина тайги, что он тут же пошел за караваном. Встречный ветерок помогал зверю в скрытном передвижении. Его запахи уплывали вниз по течению реки. Шум и запахи, исходящие от людей, доставались только ему.