Полоцкая война. Очерки истории русско-литовского противостояния времен Ивана Грозного. 1562-1570  - Виталий Пенской

Задача, которую должен был решить Афанасий Нагой, была нетривиальна. Иван Грозный в крымском «аукционе» выбрал ту же тактику проволочек и затягивания окончательного решения вопроса, что и Сигизмунд в вопросе о перемирии с Москвой. Царь не желал платить вперед, не имея надежных гарантий выполнения ханом своих обещаний. Однако пока шли переговоры и хан рассчитывал на удовлетворение своих требований, можно было додавить Сигизмунда и освободить себе руки, и ради этого стоило постараться, хотя сделать это было непросто, ибо и Сигизмунд, со своей стороны, оправившись от полоцкого шока, активизировал с сентября 1563 г. свои действия в Крыму. Раз за разом от него приезжали в Крым посланники с обещаниями щедрой «казны», напоминаниями о союзническом долге и желательности нанести удар по «московскому» зимой 1563/64 г., когда сам Сигизмунд якобы намеревался предпринять наступление против Ивана. Правда, на руку Нагому играло то, что король вместо поминок кормил «царя» обещаниями их, а к ним «царское» ухо было глухо.

На фоне этого дипломатического противостояния в Крыму интрига с переговорами о продлении перемирия между Москвой и Вильно продолжала закручиваться во все более тугой узел. На руках у Москвы были неплохие козыри. Договор с Данией о разделе сфер влияния в Ливонии был ратифицирован, союзник Ивана на Северном Кавказе князь Темрюк Айдарович при поддержке русского войска сумел одолеть своих врагов, с ногаями отношения хотя и не имели той теплоты и близости, как прежде, однако и явной враждебности пока не наблюдалось474. Единственное темное пятно – так это отношения со Швецией. Претензии Эрика XIV на равноправие были отклонены Иваном как «безлепостные»475. Однако этой бедой можно было пренебречь, ибо на Балтике уже вовсю полыхала 1-я Северная война между Данией и Любеком, с одной стороны, и Швецией – с другой, начавшаяся в августе 1563 г., и Эрику было не с руки вступать в конфликт еще и с Москвой. И когда в Москву в конце ноября 1563 г. прибыло очередное литовское посольство во главе с королевским дворянином Андреем Хоружим, его ожидал холодный прием. Отсылая Хоружего обратно, 29 ноября на прощальной аудиенции Иван Грозный приказал отдать ему грамоту с ответом на королевское послание. В ней Иван еще раз подчеркнул, что с его стороны нет никаких нарушений перемирия, и, завершая свое послание, царь подчеркнул – что бы ни произошло, литовских послов в Москве ждут. И даже если они будут у нас и по истечении срока перемирия, отметил он, мы не станем начинать боевые действия, пока они не отъедут от нас476.

Пока Хоружий пребывал в русской столице, в Москве уже знали о том, что «великие» послы от Сигизмунда II едут. Еще 18 ноября 1563 г. смоленский воевода боярин М.Я. Морозов писал государю, что ему прислана от оршанского наместника князя Андрея Одинцовича весть о том, что-де «идут ко царю и великому князю от Жигимонта-Августа короля литовского послы пан Юрья Хоткевич, да Григорей Волович, да писарь Михайло Холобурда, а с ними людей триста шестьдесят человек, а лошадей пятьсот тридцать две лошеди, а будут на границу в пятницу ноября 19 день»477. 5 декабря посольство, по дороге выросшее за счет купцов и их слуг до 2 тыс. человек, прибыло в Москву. Уже на следующий день послы были приняты Иваном Грозным. Переговоры начались.

Они оказались долгими и, увы, безрезультатными. Сигизмунд полагал, что он получил то, чего хотел, – желанную передышку, и готов пойти на обострение отношений. Точно так же и Иван считал, что он достаточно шел на уступки с тем, чтобы продолжать их и дальше, не видя ответных шагов с другой стороны. Два государя говорили на разных языках и не слышали друг друга, полагая предлагаемые по очереди уступки то с одной, то с другой стороны недостаточными для достижения соглашения478. Ни по одному мало-мальски серьезному вопросу достичь согласия не удавалось – ни по ливонскому, ни по полоцкому, ни о царском титуле, ни о сроках перемирия (Москва желала перемирия сроком на 10–15 лет, тогда как литовская сторона соглашалась максимум на полгода), паче того – о заключении вечного мира. 21 декабря русские бояре, видя неуступчивость литовских переговорщиков, угрожающе заявили, что что «государь наш, с Божиею волею, вотчину Полотцко взял, так и вперед своего искати хочет, и делом своим длити не хочет, и рать государя нашего готова на конех сидит», на что Юрий Ходкевич, в свою очередь, заявил, что и его государя рать тоже готова479. 4 января 1564 г. состоялась последняя аудиенция послов у Ивана Грозного, а 9 января они, получив на руки опасную грамоту, покинули Москву. Последний шанс не допустить возобновления боевых действий был упущен. Речи дипломатов умолкли, настало время говорить пушкам.

«конфузия»

Когда московские бояре заявили литовским послам, что царское войско уже сидит в седле и готово выступить в поход, их слова не были пустой угрозой. Весь предыдущий опыт ведения переговоров с литовской стороной свидетельствовал о том, что успех на поле боя – лучший способ сделать неуступчивых до крайности литовских дипломатов более сговорчивыми и признать, что худой мир лучше доброй ссоры.

Соответственно была выбрана и тактика. Устроить еще один Полоцкий поход Москва была не в состоянии, да и нужен ли он был, если основным принципом московской стратегии было стремление избежать ненужного риска, сопряженного с большими людскими, материальными и репутационными потерями. И если Москва не стремилась к новым завоеваниям в Литве, а хотела удержать уже взятое (Полоцк и Полоцкий повет), то напрашивался традиционный для московской стратегии ход – организация большого набега на неприятеля. Подобная экспедиция позволяла при меньших расходах нанести неприятелю не меньший ущерб – и материальный, и опять же репутационный, заодно и пополнив торока и кошели московских служилых людей.

Выбрав стратегию действий, Москва отнеслась к планированию рейда с присущей ей ответственностью и педантичностью. В нашем распоряжении, к сожалению, нет подобного «Записной книге Полоцкого похода» документа, расписывающего в деталях замысел похода и его последующую реализацию. Однако лаконичные заметки в летописях и в разрядных книгах позволяют составить достаточно точное представление о плане похода и о том, что случилось после. Свидетельства с «той» стороны, на наш взгляд, менее ценны (хотя и позволяют уточнить отдельные детали картины случившегося в январе 1564 г.), поскольку носят на себе явный пропагандистский налет.

Представляется, что идея организовать большой грабительский рейд в Литву родилась в Москве поздней осенью 1563 г. Более ранний срок, на наш взгляд, нереален. 21 сентября 1563 г. Иван покинул столицу и вернулся в нее только 1 ноября480, а без него такое важное решение не могло быть принято. Далее, только в сентябре стало известно, что крымский «царь» благосклонно отнесся к идее восстановить дипломатические контакты. Тем самым угроза крымского нападения существенно снижалась. Наконец, к концу осени стало очевидно нежелание литовской стороны идти на уступки в вопросе о замирении. Нет, конечно, в русской столице, памятуя о том упорстве, с которым литовцы отказывались признать очевидное, а также и о том, что «брат» Жигимонт любит действовать «искрадом», предпочитая интриги «прямому делу», не особенно и рассчитывали на то, что начатые после падения Полоцка дипломатические контакты завершатся миром. Но имевшиеся надежды поздней осенью рассеялись окончательно. И можно предположить, что, ожидая прибытие «великих» послов от «брата», Иван Грозный и его бояре решили подстраховаться, собрав на всякий случай войско, угроза применения которого могла бы сделать литовских дипломатов более сговорчивыми. Эти расчеты не оправдались, взять на испуг литовских послов не удалось, и тогда было решено двинуть полки в поход, благо к концу декабря все уже было готово. Осталось только отдать приказ о начале экспедиции.