Полоцкая война. Очерки истории русско-литовского противостояния времен Ивана Грозного. 1562-1570  - Виталий Пенской

«кошевых». Еще раз подчеркнем, что и структура объединенного войска (с его значительным инородческим компонентом, до 1,5–2 тыс. ратных), и его относительно небольшая численность, и отсутствие указаний на наличие при войске наряда, и преимущественно конный состав – все это, вместе взятое, характеризует как нельзя лучше и цели, и задачи, которые должно было решить русское войско в этом походе.

Какие силы мог противопоставить русским воеводам Радзивилл? «Захват московитами Полоцка больно ударил по честолюбию шляхты», – отмечал А.Н. Янушкевич, и далее он указывал, что «как магнатам, так и рядовой шляхте было понятно, что реализовать реванш невозможно без значительных мобилизационных и организационных усилий»500. Но, прежде чем готовиться к реваншу, для начала надо было разобраться в том, кто виноват в том, что Полоцк пал, и что делать для того, чтобы переломить ход войны. Сам Сигизмунд считал, что главной причиной катастрофы была «недбалость» шляхты и ее нежелание исполнять свой долг501. Литовский же канцлер М. Радзивилл Черный, находясь под впечатлением от вестей из-под Полоцка, обвинял Сигизмунда в том, что беда приключилась во многом потому, что король забросил литовские дела, не вернулся в критический момент в Литву и не возглавил свое воинство502.

В известном смысле правы были обе стороны. Как отмечал А.Н. Янушкевич, «ежегодные длительные военные сборы выматывали силы шляхты. Ее ресурсы не могли выдержать такое напряжение», поскольку основная масса посполитого рушения набиралась из западных поветов с последующим переходом на восток на «фронт», который проходил по местности, изрядно опустошенной войной503. В итоге, продолжал историк, «для многих участие в посполитом рушенье создавало реальную перспективу банкротства и в материальном плане являлось самоубийственным шагом». Исправить в определенном смысле негативное отношение к службе со стороны рядовой шляхты могло бы личное участие короля в боевых действиях, однако «отсутствие господаря в ВКЛ вынуждало шляхту считать, что он равнодушно относится к войне, из-за чего в ее сознании военные сборы представлялись второстепенной задачей»504.

Однако взаимные препирательства ни в коей мере не приближали реванш. Потому-то, свалив вину на злосчастного Довойну505, пребывавшего в московском плену, литовские власти приступили к решению главной проблемы – как изыскать необходимые силы и средства для организации отпора московитам и возвращения Полоцка. Эти вопросы и обсуждал «вальный» сейм, созванный в Вильно 15 мая 1563 г. «Станы сейма сознали, – писал русский историк М.К. Любавский, – что значительная доля вины в утрате Полоцка падает на военнослужилых землевладельцев, которые не явились своевременно на войну или не привели сполна своих «почтов»506. Осознавая и свою вину за неудачный ход войны, съехавшиеся в Вильно делегаты сейма активно включились в его работу и пошли навстречу королю, который, не желая обострять отношения со шляхтой и магнатами, не стал педалировать тему виновности последних за утрату Полоцка.

В итоге, после бурных обсуждений, сейм вынес целый ряд постановлений, которые определяли порядок мобилизации посполитого рушения и сбора средств на ведение войны дальше. Подтверждено было еще раз решение прежнего Берестейского сейма, что все землевладельцы с каждых десяти служб должны были выставить полностью экипированного и снаряженного всадника на годном коне. «Нетчиков» предполагалось нещадно карать конфискацией – 2/3 их имения отходило в скарб господаря, а У3 тому, кто донесет на «хороняку». Равно конфискацией половины имения предполагалось наказывать тех, кто явится на службу в ненадлежащем виде. Категорически воспрещалось посылать вместо себя наймитов – лишь только в том случае, если шляхтич стар или увечен, он мог выставить вместо себя на войну наемника. Кроме того, собравшиеся постановили в порядке инициативы (при условии, чтобы это решение не стало традицией) выставить, помимо всадников, еще и пехотинцев-драбов, вооруженных ручницей, рогатиной и секирой из расчета 1 пехотинец на 2 конных ратников. Отдельно было оговорено и финансирование военных приготовлений – сейм постановил, что господарь имеет право собирать в течение 3 лет серебщину в размере 30 грошей с каждой сохи, 15 – с земель, не имеющих сохи, и 5 – с огородников507.

Прежде чем прекратить свою работу и разъехаться по домам, сейм принял еще одно важное постановление. Сбор посполитого рушения был назначен на 1 августа 1563 г. в Крево508. Правда, поскольку перемирие с Москвой было продлено, то и срок созыва посполитого рушения 26 июля был перенесен на 29 сентября 1563 г., поскольку-де стоит попытаться договориться с «московским» об освобождении взятых в Полоцке пленных, а также еще и потому, что сейм ранее определил слишком короткие сроки для сбора воинства и потому далеко живущим шляхтичам сложно поспеть ко сроку509. Но это оказался не последний перенос срока сбора ополчения. 31 августа сбор был назначен на 18 октября, а 7 октября были разосланы новые листы с оповещением о том, что срок передвинут на 21 ноября510.

Все эти переносы не самым лучшим желанием сказались на настроениях шляхты. Если сразу после сейма она, быть может, и явилась бы дружно на сборы, то чем ближе к зиме, тем меньше такого желания изъявляла она – как совершенно справедливо отметил А.Н. Янушкевич, «в зимнее время шляхта неодобрительно смотрела на военную службу, так как содержание их и их боевых лошадей стоило значительно больше, чем летом»511. Как результат, шляхта снова, как и прежде, массово отказывалась являться на службу, власти же, как и прежде, опасаясь портить отношения с нею, не стремились использовать жесткие меры принуждения ее к службе, которые постановил сейм.

Видимо не особенно надеясь на сознательность шляхты и зная о своей организационной немочи, Сигизмунд II и его «правительство» сделали ставку на наемников. Еще 1 апреля паны рады разослали «приповедные листы» 28 польским и литовским ротмистрам с предложением набрать солдат и явиться на службу (либо остаться на ней)512. Во второй половине октября 1563 г. работа по сбору наемников активизировалась. А.Н. Янушкевич высказал предположение, что 18 октября были снова разосланы «приповедные листы»513, а через несколько дней Сигизмунд велел своим бирючам и глашатаям на торжищах и в церквях зазывать «Козаков пеших и волостных людей» «на конях и пешо, яко хто усхочеть, и з бронями, каковую хто мети может, и с чим умее», на государскую службу, обещая им жалование пешим людям на квартал («чверть року») по 2 польских злотых и штуке простого сукна, всадникам же, в зависимости от качества коня, – и 3, и 4 злотых, конному лучнику – 5 злотых, а конному копейщику – и все 6. Кроме того, дополнительная плата была обещана тем, кто явится в доспехе, а еще – и вся взятая на войне добыча, пленники и «статки»514.

Не забыты были и польские наемники. К середине 1564 г. их наняли без малого 9 тыс. конных и пеших воинов515, однако эти расходы оказались совершено бесполезны, ибо они не пригодились – перемирие с Москвой исправно продлевалось до самого конца 1563 г., почему к началу нового, 1564 г. на королевской службе осталось немногим более 3 тыс. конных и пеших бойцов516, оставленных «на лежи» в районе Борисова.